Название: The Grand Cure
Автор: Violsva
Перевод: .Вещь не в себе
Бета: Анонимный доброжелатель Antitheos
Ссылка на оригинал: The Grand Cure
Разрешение на перевод: отправлено
Версия: АКД
Размер: мини, 2952 слова
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс, Грегори Лестрейд
Категория: джен
Жанр: кейс, драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Людям не нравится думать, что их успех зависит от кого-то другого.
Дисклаймер: За каноны, оставленные в гардеробе, команда ответственности не несет
Тема задания: Детектив/кейс. Викториана
Размещение: Только после деанона
читать дальшеЯ хотел стать полицейским еще мальчишкой. Дядюшка, в честь которого я был назван, посещая Лондон, рассказывал занятные истории о преступниках, пока мама не восклицала: “Пресвятые небеса, Джордж, я ни за что не уложу его сегодня!”.
Но я замечательно засыпал, а во сне ловко защелкивал наручники на злодеях в таинственных переулках.
Десять лет спустя я вступил в ряды защитников правопорядка по протекции дяди. Я и не думал, что окажусь настолько ниже и плотнее всех остальных, пока не попал туда. Первым делом я решил прибить небольшие каблуки на свои сапоги, но ходить в них стало совершенно невозможно — я постоянно чувствовал себя глупо. Так что во время построения я просто вытягивался во весь свой невеликий рост и молился, чтобы другие разглядели во мне прежде всего способности, а не привилегированное положение.
Возможно, я погорячился с выбором дела жизни. Так или иначе, сразу же после приема в академию я отказался от помощи дядюшки и стал полностью полагаться на свои силы. И будь я проклят, если хоть раз схалтурил, будь я проклят, если позволил хоть одному преступнику ускользнуть. Вот так наконец — наконец-то! — меня повысили до сержанта, а после недолго осталось ждать и чина инспектора.
Кто бы что ни говорил, а главное в расследованиях — упрямство. Придерживайся фактов, и остальное придет следом. Просто продолжай опрашивать людей, продолжай наблюдать, заимей ангельское терпение. А если тебе кажется, что доказательств вокруг недостаточно, просто присмотрись повнимательнее, и что-нибудь обязательно подвернется. В моем случае эта тактика сработала как надо.
Меня назначили расследовать дело миссис Фаринтош летом 1880 года. Самое обычное дело с пропавшей тиарой, до крайности огорченной леди, совершенно надежной горничной и горячими уверениями в том, что никто не мог проникнуть в номер. Последнее неизменно опровергалось целым десятком способов, в основном с помощью слуг. Больше всего мне запомнилось, что от миссис Фаринтош не было никакого толку: она недовольно взглянула на нас, стоило только спросить о ее горничной, а потом сделала все возможное, чтобы прекратить допрос.
Я чуть было не решил, что они заодно, но не видел причин для этого. Очевидно, она подозревала свою горничную, но была достаточно привязана к ней, чтобы попытаться защитить от полиции.
Я вернулся на место преступления на следующий день и обнаружил, что миссис Фаринтош наняла частного детектива. Честно признаться, не выношу этих типов, хотя есть один или даже парочка таких, которым доверяют инспекторы. Но когда подозреваемый или жертва нанимают их, они обычно просто отрабатывают свои деньги, «раскрывая» именно то, что от них требуется.
Этот оказался тощим, как жердь, носатым джентльменом. Он окинул меня презрительным взглядом сверху донизу. Вполне достаточно для нас обоих, чтобы составить первое впечатление.
Откуда мне было знать, кто он такой?
Если подумать, меня до сих пор иногда несколько раздражает его участие в моих расследованиях. Он не пытается быть приятным в общении человеком. Но у него есть качества, с лихвой компенсирующие это. Время от времени.
***
Миссис Фаринтош обратилась ко мне летом 1880 года по рекомендации Реджинальда Масгрейва. Подобные связи не всегда очевидны: порой они объединяют людей, не имеющих, на первый взгляд, ни единой точки соприкосновения.
Миссис Фаринтош объяснила свои затруднения с обескураживающей наивностью молодости. Ее тиара пропала, и полиция была склонна винить во всем горничную. Именно поэтому она пришла ко мне. Я бы предпочел отказаться от этого дела, но близился срок оплаты аренды. К тому же не стоило отрицать возможную пользу от ее рекомендаций.
Когда-нибудь у меня будет возможность избегать подобных клиентов. Но покуда Скотланд-Ярд подбрасывает мне время от времени дела, представляющие интерес, перспектива эта призрачна.
— Полиция считает, что это Джанет, — сказала она, имея в виду свою горничную. — Они говорят, что она наверняка причастна, что легко могла впустить кого-то внутрь, но это чепуха, мистер Холмс. Я ведь знаю ее, я не дура.
Слова миссис Фаринтош были не лишены смысла, кроме того, она смогла разумно отобрать полезные факты из сумбура прошлой ночи, хотя необходимая информация без конца перемежалась уверениями в невиновности горничной. После она провела меня в гостиницу, пользуясь авторитетом аристократки. У ее брата был какой-то незначительный титул и этого оказалось достаточно, чтобы провести меня мимо дежурного констебля.
Я взглянул на инспектора, занимающегося расследованием: ниже большинства полисменов, плотный и кривоногий — наверняка получил должность по протекции. Однако находится на ней достаточно долго, что говорит либо о его компетентности, либо об изрядной доли обаяния. Последнее, впрочем, вряд ли.
— Если не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов, миссис Фаринтош, — он стал расспрашивать ее о том, что я уже слышал.
— Горничная перешла в этот дом вместе с вами после вашего замужества?
— Да. До этого она служила мне много лет.
— Понятно. Спасибо, мадам, — сказал Лестрейд. — Могу я снова допросить мисс Дюбуа, но наедине?
— Если считаете это необходимым, — бросила она, нахмурившись. — Джанет?
— Да, конечно, — отозвалась горничная. У нее не было французского акцента, а внешний вид скорее намекал на ирландские корни. Но имя вероятнее дань моде, чем обманный маневр.
— Давайте воспользуемся гардеробной, — сказал инспектор.
Он развернулся, чтобы покинуть комнату, и я последовал за ним быстрее, чем он успел возразить. Миссис Фаринтош поджала губы:
— Вы можете сделать это здесь.
— Спасибо, но я всегда провожу допросы наедине. Вам придется извинить меня, мистер Холмс, — добавил он уже у двери, заметив, что я направляюсь вслед за мисс Дюбуа.
— Я пригласила его не просто так, — возразила миссис Фаринтош. Вот почему я предпочитаю, чтобы полиция приглашала меня на места преступления по доброй воле.
Инспектор закатил глаза и пропустил меня и мисс Дюбуа внутрь.
Я прислонился к стене и полностью посвятил себя наблюдению за инспектором. Он казался достаточно компетентным, но был слишком сосредоточен на вытягивании признания из девушки. Увидев ее, я был склонен согласиться с миссис Фаринтош. Она выглядела так, будто ничего не скрывала, не испытывала ни малейшей вины и даже нервозности по поводу самого факта допроса. Стало ясно, что миссис Фаринтош заботилась о ее благополучии исключительно из взаимной привязанности, а не в попытке что-то скрыть. «Пожалуй, дело тут в разделенном одиночестве, которое не исчезло даже после замужества», — решил я.
— Только у мистера и миссис Фаринтош, меня и мистера Барнса, камердинера, — сказала она, имея в виду ключи от сейфа.
— Почему у камердинера был ключ? — спросил я, заслужив недовольный взгляд мистера Лестрейда.
Мисс Дюбуа в растерянности захлопала глазами:
— Я не знаю. Возможно, потому что я новенькая в доме, а он отвечает за все, что в нем происходит.
— А. Продолжайте, инспектор.
— Хм. Что ж, мисс Дюбуа, назовите ваше настоящее имя.
Она посмотрела на него с недоумением:
— Джейн Дюбуа.
— Но ведь вы не француженка.
— Как и вы.*
— Откуда вы? Из Дублина?
Я едва удержался от смеха: ее акцент, хоть он и присутствовал, никак не походил на дублинский.
— Белфаст. Вы спрашивали меня вчера, — губы ее скривились. Он сумел полностью ее оттолкнуть.
— Ваша семья все еще там?
— Нет.
— Тогда у вас, наверное, есть друзья здесь?
— Не в Лондоне.
— Мисс Дюбуа, мы можем легко проверить все это, вы же понимаете.
— Тогда вы узнаете, что я была воспитана надлежащим образом. Я не вру и не имею никакого отношения к краже.
— Возможно, — сказал я, — стоит опросить и других слуг?
— Разве что камердинера, — ответил Лестрейд. — Мисс Дюбуа, вы знаете кого-нибудь из служащих отеля?
— Никого, о ком стоило бы упоминать.
— Ваши комнаты убирает кто-то один или люди постоянно меняются?
— В основном это одна и та же женщина. Ее зовут Ракель или что-то в этом роде. Комнаты мистера Фаринтоша убирает кто-то другой.
— Убирать приходят по утрам?
— Обычно да. Но я постоянно видела их поблизости.
Стоило мне открыть рот, как мистер Лестрейд взглянул на меня и сказал:
— Это все на сегодня, мисс Дюбуа.
— Опросите камердинера, — напомнил я, как только она ушла.
— Я именно это и намеревался сделать, — сухо ответил Лестрейд. — Не из-за вашей просьбы. Откровенно говоря, мне гораздо удобнее работать, когда никто не перебивает. С чего бы камердинеру так поступать? Он работал у мистера Фаринтоша много лет, если он хотел что-то украсть, у него для этого были все возможности.
— Но в таком случае подозрение немедленно пало бы на него. А в Лондоне, при наличии нового слуги, ему нечего опасаться, как вы только что доказали, — я едва удержался от дальнейших комментариев.
Лестрейд нахмурился. Но я видел, как крутятся шестеренки в его голове, и это давало некоторую надежду на благополучный исход.
— Возможно, это бы действительно сработало, — признался он неохотно. — Но нет никаких доказательств.
— Ключи были у четырех человек, — напомнил я. — Кто из них кажется вам наиболее вероятным грабителем?
— Она, — инспектор ткнул пальцем в дверь.
— Она сирота, без близких друзей, кроме хозяйки и, возможно, пары других слуг. Эта должность для нее важнее денег. Пригласите камердинера и хорошенько к нему присмотритесь, уверен, у него найдется куда больше причин для кражи.
— Так вы не знаете наверняка, есть ли у него мотив.
— Я никогда не видел этого человека. Я не знаю, что могло толкнуть его на преступление.
— Но стоит вам на него взглянуть, как тут же определите? — усмехнулся он.
— Возможно. Вы хотите сказать, что вы бы не смогли?
Он свирепо на меня зыркнул. К несчастью, это обычная ситуация: человек, называющий себя следователем, не способен следовать простейшим логическим законам. В сущности, вопрос, который я задал, был вполне резонен. Пусть один взгляд ничего не даст, но встреча вполне может предоставить достаточно информации, на основе которой получится выстроить теорию. Хотя встреча и дольше одного только взгляда.
«Для удачного исхода дела мне необходимо его расположение», — напомнил я себе. Я вздохнул.
— Просто поговорите с ним.
— Поговорю. И буду признателен, если на этот раз вы воздержитесь от комментариев.
Я коротко кивнул, оставив все комментарии при себе.
Пожилой человек, жесткий и выхолощенный, как идеальный слуга из советов по домоводству. Одно из назначений ливреи в том, чтобы скрыть любые следы личности, но это неизменно оборачивается неудачей. Чистые руки, чистый костюм, чистое лицо, не слишком чистые ботинки. А когда он сел, я заметил, что макассарового масла в его волосах слишком мало. Раз он его экономит, значит есть проблемы с деньгами. Грязь на его обуви что-то мне напоминала, осталось только вспомнить, где такая водилась.
— У вас остались какие-то вопросы, джентльмены? — спросил Барнс.
— Не совсем, — ответил Лестрейд, — нам нужно немного больше информации по этому делу. Расскажите, видели ли вы кого-нибудь возле комнат ваших хозяев в их отсутствие?
— Никого, я полагаю, — он продолжал говорить, но, взглянув на его глаза и руки, я понял, что он лжет, и перестал слушать.
— Лошади, — сказал я, наконец припомнив, где видел подобную грязь. И пусть мисс Дюбуа благодарит бога за то, что у него не было времени почистить ботинки как следует.
— Следите за скачками, верно? — небрежно спросил Лестрейд. Все-таки он не такой дурак, каким кажется на первый взгляд.
— Нет, — ответил Барнс, — дурацкая привычка.
— Вы хотите сказать, больше нет?
— Нет, — более нерешительно повторил камердинер.
— Ну, в этом ведь нет ничего дурного, верно?
— Полагаю, что нет, — отозвался камердинер, нервно теребя манжету.
— Порой мужчины спускают целые состояния на скачках.
Барнс не ответил.
— Может, знаете кого-то в такой ситуации? — Лестрейд оставлял паузы, достаточные для ответа, но ничего не добился. — Все сталкивались с такими случаями. Лошади, или карты, или кости. У меня был друг, так проблем у него с этим было больше, чем от выпивки…
— Бога ради! — закричал Барнс.
— Так о чем это я, — продолжил Лестрейд, будто прервался по своей воле. — Продали уже?
— Не понимаю, о чем вы.
— У Томпсона на территории ипподрома удобный притон для укрывания краденого, — сказал я.
Барнс коротко выругался.
— Пожалуй, достаточно, — сказал Лестрейд, вынимая наручники.
— А вы, мистер Холмс, задержитесь, — заявил он некоторое время спустя, когда леди и ее муж все узнали. — У вас есть какие-нибудь идеи насчет местонахождения пропавших опалов?
Мы начали с Томпсона. Камердинера он видел, но тиару, по его словам, взять отказался. Тогда мы проверили все известные притоны у ипподрома. Лестрейд хорошо себя зарекомендовал — для полицейского, так что к вечеру у нас была пригоршня выковырянных из тиары камней и когда-то изысканно украшенная проволока.
Хотя это дело и было до нелепости простым, у меня слегка кружилась голова оттого, как быстро оно завершилось, и мостовая вдруг стала опасно приближаться. Инспектор придержал меня за локоть, возвращая в вертикальное положение. Он нахмурился:
— Кто-нибудь ждет вас сегодня на ужин, мистер Холмс? — спросил он. — Судя по вашему виду, подкрепиться вам бы не помешало.
Я хотел огрызнуться, но меня остановила мысль, что, в конце концов, в этом деле он сыграл важную роль.
— Я найду ресторан, — ответил я, потому что он был прав. — Спокойной ночи.
— Спасибо за вашу помощь, мистер Холмс.
— Мою помощь? Ах да, обращайтесь.
Из внезапной прихоти я дал ему свою визитную карточку, хотя он вполне мог бы отыскать меня через своих коллег.
***
Госпиталь был обустроен не по вкусу мисс Найтингейл. Стены выбелены, всё выглядит очень чистым, но окон в палатах мало и они далеко от моей кровати. Хотя что угодно было лучше, чем перевозка из Кандагара. Сёстры большей частью были суровыми и деловитыми, не прислушивались ни к чему из того, что я говорил о своем ранении, и это, учитывая мое душевное состояние, было, наверное, к лучшему.
Для многих пациентов главная трудность кроме боли — скука, и я не стал исключением. Мне, как офицеру, могли выделить отдельную палату, если бы имелись свободные комнаты, но увы. В течение дня компания других солдат была по-своему приятна: мы разговаривали, а те, кто мог ходить и сидеть за столом, играли в карты.
Ночью у всех нас было по меньшей мере по одному кошмару, и всем нам было больно.
И всё же я был более-менее уверен в собственной способности выздороветь. Рана чистая, и первый жар уже спал. Когда лежать без движения стало совершенно невыносимо, я поправился настолько, что смог заставить себя встать. И тогда подумал, что возвращаюсь к жизни удивительно быстро — хотя всё еще проводил большую часть времени в постели.
Я играл с остальными в бридж, в покер, в шашки, во всё, о чем мы только могли вспомнить. Сёстры, думаю, притворялись, что не знали об этих играх на мелкие деньги. Еще я гулял взад-вперед по веранде, но чаще всего просто сидел. Я говорил себе, что благодарен за этот яркий солнечный свет, и по Англии не скучал.
Я пробыл там меньше месяца, когда кто-то раздобыл лондонскую газету. Мы передавали ее по кругу, перечитывая, пока не запомнили наизусть — беспорядки, кражи драгоценностей, рекламу, некрологи и всё остальное.
Но к моему интересу к новостям из дома примешивался и страх, потому что я не представлял, как долго и настолько успешно будет заживать рана. До сих пор это занимало больше времени, чем я рассчитывал, как я ни бодрился. После лихорадки из-за заражения я был слабее, чем хотелось бы. Я не знал, когда смогу вернуться к своим обязанностям.
И смогу ли я вообще это сделать.
Я знал, что если слабость не пройдет в ближайшее время, она, скорее всего, будет постоянной. Но я говорил себе: разумеется, из-за этого я не потеряю должность! Что мне было делать в Англии? Частная практика меня не привлекала, только не после Индии.
Я подозревал, что мы все это чувствовали, но никогда не признавали — в перерывах между картами и сигаретами. Те, у кого руки и ноги были на месте, могли притворяться, что страха нет, хотя он всегда присутствовал.
Потом один из нас слег с брюшным тифом.
Я никогда раньше не наблюдал тиф на практике. Я и сейчас не особенно в этом преуспел, потому что как только заболел один — заболели все. Сёстры бегали между кроватями — или это мне казалось, что они бегают, — с водой и полотенцами, и сделать, по моим ощущениям, мало что могли. Дни в бреду снова стали короткими, а потом длинными от боли, изнеможения и сознания собственной бесполезности.