За дротики!
Автор: сосочки
Беты: Ural Lynx, Staisy_
Версия: АКД
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс, много новых персонажей
Категория: джен
Жанр: драма, детектив
Рейтинг: G
Саммари: Весна после войны.
Дисклеймер: Все права кому-то принадлежат. Но нас всё равно не засекут, даже если мы ими воспользуемся.
Предупреждения: шотландские имена
Примечание: Работа выполнена командой "Дротики" для Большой Игры-5.
Тема задания: драма/ангст, перевод или фик. Викториана
Размещение: с разрешения автора
Скачать фик с АО3 можно по ссылке
читать дальшеВесна 1919 года для многих моих соотечественников стала самой счастливой в жизни. Закончилась великая война, мы пережили зиму, и с вешними водами, казалось, уходят все невзгоды, затягиваются раны и забываются обиды.
Однако вопреки общему настроению, я пребывал в самом мрачном расположении духа. Приметы весны, обилие солнца и бравурные передовицы в газетах раздражали меня несказанно. Марта, приходящая экономка, которую я крайне ценил за фирменную валлийскую молчаливость и умение отлично готовить крепкий куриный бульон, пригрозила мне расчетом, потому что моя обычная ворчливость той весной перевесила размер жалования, которое я мог ей выплачивать.
Мой небольшой уединенный коттедж, который прежде только радовал меня, теперь, с приходом этой злополучной весны, стал скрипеть всеми своими ступенями, хлопать рассохшимися ставнями и пахнуть плесенью. Довершило дело огромное мокрое пятно, в середине марта растекшееся по потолку спальни на втором этаже.
— Что это еще за дьявол? — спросил я Марту, тыча в потолок концом своей трости. Да, к тому времени я обзавелся тростью. Не то чтобы она была мне так уж необходима — ноги, слава хорошей наследственности, держали меня все также крепко. Хорошая крепкая трость не будет лишней, если вы вздумаете стрясти яблоки с самых высоких веток, прогнать настырного коммивояжера от своей двери или вот как я — указать экономке на мокрое пятно на потолке.
Марта задрала голову, отчего ее шея на время избавилась от жировых складок толщиной с мое запястье. С прилежным вниманием она вглядывалась в мокрую штукатурку до тех пор, пока мутная капля не опустилась прямо ей между глаз.
— Протекло, мистер Холмс, — сказала Марта, глядя на меня с укором.
О, я хорошо знал, в чем она меня упрекает: еще прошлой осенью ее сын Мэтью, кровельщик, пытался выманить у меня несколько десятков фунтов на ремонт черепицы на крыше. Да только я отказался категорически! И совершенно не из скаредности — думаю, всякому известно, что Шерлок Холмс не скупец, а просто потому, что в этом не было совершенно никакой необходимости. Кроме того, он бы стал стучать, забираться на крышу и переругиваться со своими помощниками. Я слишком долго мечтал о покое, чтобы позволять какой-то крыше нарушать его!
— Это ветки каштана разбили черепицу, — ответил я, раздраженно постукивая тростью по полу.— Если бы Мэтью спилил каштан, как я просил осенью, крыша была бы в порядке.
— Помилуйте, мистер Холмс, — ответила на это справедливое замечание Марта, — вы же сами в последний момент передумали!
Ну каково! На меня же еще свалить всю вину. Я не стал спорить, сочтя препирательства ниже своего достоинства.
— Дождь закончится, и все просохнет, — сказал я. — Ступайте, ступайте, Марта, яичница с беконом сама себя не пожарит, а я умираю с голоду.
Марта пожала плечами и потопала вниз. Лестница скрипела и вздыхала под ее тяжелыми шагами. Если бы экономки брали за свои услуги согласно весу, я бы разорился.
К вечеру мокрое пятно заняло почти весь потолок, а в северном углу отвалился небольшой кусочек штукатурки, но я все равно наотрез отказался перемещаться в гостиную или, чего доброго, в соседнюю гостевую спальню. По правде говоря, гостей у меня не было уже несколько лет. Но когда Марта отыскала ключи в ящике кухонного стола и отперла дверь, оказалось, что потолок там девственно чист — видимо, соседний скат крыши оказался крепче. В этой комнате точно также пахло сыростью, как и во всем остальном доме, по углам притаились пауки, но в трехстворчатое высокое окно беспрепятственно проникали розовато-золотистые закатные лучи, да и кровать была заметно шире моей...
Все потому, что кое-кто, гостивший, бывало, в этой комнате чаще других, любил поспать подольше по утрам и обладал крепкой конституцией бывшего военного.
Доктор Уотсон, а я, конечно, веду речь о нем, еще в 1903 году скоропостижно связал себя брачными узами, и это, без всякого сомнения, был единственный эгоистичный поступок, который он совершил в жизни.
Я немного постоял у пыльного окна, посмотрел на заросший кустами жимолости задний двор и решительно вышел из комнаты. Нет, ночевать в этой обители скорбных воспоминаний я не стану!
Ночью, ворочаясь в сырой постели, я долго не мог уснуть. Один из существенных недостатков старости — воспоминания лезут к тебе непрошеными трутнями в улей и беспрепятственно пожирают мед сладкого сна. С потолка капало в подставленный Мартой таз — и эта капель напомнила мне о скоротечности жизни.
Капля с потолка упала мне на нос, и я сел на кровати. Нашарил трость и спустился вниз, в гостиную. Здесь было светло почти как днем, потому что в высокие окна эркера беспрепятственно проникал лунный свет. Спичек на каминной полке, конечно, не оказалось. Эта дура Марта прятала от меня и сигареты, якобы по рекомендации врачей. Но у меня в кармане старого мышиного халата всегда найдется несколько измятых, но вполне годящихся в употребление. Я наугад открыл пару ящиков секретера — где-то там, среди бумаг, я совсем недавно видел коробок. С одной из полок письма, которые я убирал с каминной полки, когда ножик уже отказывался их удерживать, соскользнули прямо на пол. Я позволил себе выругаться вслух. Зато под этой пачкой я как раз и обнаружил спички. Письма я подбирать не стал, уселся в кресло, закурил и начал разглядывать их прямо на полу. По конверту письма можно определить его содержание с точностью до девяноста процентов — я даже одно время подумывал написать об этом статью в «Новейший вестник Скотленд-Ярда», но потом передумал — современные сыщики отвыкли пользоваться своим умом, постоянно привлекают экспертов и бегают по следу еще хуже покойного Лестрейда. Среди писем была парочка от моих поклонников из Японии, несколько счетов, голубой конверт от общества пчеловодов-любителей «Соты и прополис», письмо из Лондона... Еще один конверт из плотной бумаги, стоимостью не меньше шиллинга. А это интересно! Я не без труда наклонился и подобрал это послание. Письмо из Лондона я тоже сунул в карман с намерением перечитать его позже.
В плотном конверте оказалось, как я и ожидал, несколько чопорное приглашение погостить от моего давнего приятеля сэра Лайона Дирресдира из Дьюри. Приглашение было отправлено прошедшим летом, и, должно быть, в шотландских предгорьях в прошлом году сезон охоты был особенно выдающимся. Теперь же, надо думать, там еще мокрее, чем у меня в Сассексе. Но что мне за дело до погоды, если у владельца замка хватает угля, чтобы жарко натопить камины в гостевых комнатах! Да и виски из Дьюри славится на всю страну!
Решено! Я поднялся, добрался до кухни и разбудил Марту.
— Чего это вы, мистер Холмс, не спите? — захлопала она на меня заспанными глазами. — Да еще и курите!
— Мне некогда спать, дорогая Марта, — сказал я. — Дела зовут меня в Шотландию, в Дьюри! Нужно срочно собрать вещи!
Марта запахнула халат на необъятной груди и посмотрела на меня недоверчиво. В старости есть свои преимущества, но то, что тебя перестают принимать всерьез, к ним отнюдь не относится.
— Поторопитесь! — прикрикнул я и гордо удалился наверх.
Сигареты, трубка, набор для чистки обуви и запас носовых платков — вот и все, что требуется джентльмену в путешествии. Искусство довольствоваться малым ради большего хорошо усвоено англичанами — это и делает нашу нацию великой.
К обеду я был готов отправиться в путь. Наскоро перекусив вчерашним рагу, я дружески похлопал Марту по плечу, оставил ей деньги на починку крыши и, усевшись в двуколку, отправился в Брайтон, чтобы сесть там на поезд.
В Лондоне мне надо было пересесть на экспресс до Эдинбурга, и я воспользовался перерывом между поездами, чтобы прогуляться по городу.
Письмо, отправленное лондонской почтой, все еще хрустело у меня в кармане.
На Виктория-лейн я купил кулек чипсов в чесночном соусе, сел в сквере на скамью и достал конверт. Аккуратные строчки адреса были выведены тонкими чернильными линиями, несомненно, женскими руками. В графе «кому» дама вывела мое имя с нажимом, а имя Уотсона как отправителя написала с явной неохотой. Я передумал читать письмо и со злостью засунул его в карман. Потом доел чипсы, поделившись с настырными белками, и отправился на вокзал Кингс-Кросс.
В наше время технический прогресс настолько облегчил жизнь жителям Британских островов, что путь из деревушки в Сассексе к шотландскому побережью Северного моря занимает всего ничего! А скоро, с развитием воздухоплавания, этот путь и вовсе займет у вас часа два.
Замок Дьюри, однако, был верен традициям и чужд прогрессивным нововведениям. По дороге от железнодорожной станции до замка я полностью вымок под проливным шотландским дождем, перед которым его сассекский собрат бледнеет и скромно опускает глазки, как курсистка. Никакой зонт и даже самый прочный непромокаемый плащ из каучука, называемый по фамилии хитроумного изобретателя «макинтош», не может защитить от настоящего северного ливня.
Но вопреки погоде, прием меня ждал более чем радушный. Хозяин замка, мой старый знакомый, лорд Лайон недавно овдовел. Замком и землями управлял его старший сын Дишенси, который встречал меня в большой каминной зале замка вместе с отцом. Дишенси Дьюри при первой встрече показался мне чрезмерно чопорным и надутым. Такое случается со старшими сыновьями, когда отец не торопится отойти в мир иной и передать наследство. Важности они добирают манерами.
— Комнаты для вас приготовлены в правом крыле, мистер Холмс, — сказал он в нос, вяло пожимая мне руку.
— Извините моего сына, Шерлок.— Лайон дружески похлопал меня по плечу. — В свое время он учился во Франции, а вы знаете, чего стоит тамошнее образование!
Дишенси скривил лицо, но удержался от ответной реплики.
Лорд Лайон сам проводил меня до двери. Толстый дворецкий нес мой саквояж.
Надо отметить, что Лайон Дирресдир отличался, как все старые шотландцы, отчаянной любовью к старой Шотландии, искренним патриотизмом и некоторым презрением к нам, англичанам. Однако по воле своего покойного отца он учился в Кембридже, на два курса старше меня, и к шотландскому примешал национализм британский, который выражался главным образом в нетерпимости ко всему французскому. Был он еще крепок, обладал пышнейшими седыми бакенбардами и носил на круглой лысой голове национальный берет.
— Ужинаем в шесть, в малой столовой, без церемоний,— сказал он, оглядывая мою комнату с довольным видом радушного хозяина. — А завтра, когда осмотритесь, я покажу вам свою коллекцию ружей и прикажу поднять нам уток поутру.
Я сердечно поблагодарил лорда Лайона, хотя и совершенно не испытывал его энтузиазма по поводу охоты. По правде говоря, с большим удовольствием я бы осмотрел его библиотеку, а еще лучше — курительную комнату с неиссякаемым графином виски на столике у камина. Тем не менее про себя я отметил, что комната моя была недурна и с потолка не текло.
За ужином меня представили остальным членам семейства. Милая леди Йованна, супруга Дишенси, выглядела болезненной и огорченной, глаза ее были красны, словно она недавно плакала. Впрочем, она была крайне предупредительна за обедом. Младший сын Дишенси по имени Шеймиус оказался очаровательным молодым человеком лет четырнадцати, он готовился к поступлению в Королевский колледж в Сандерхерсте и заранее старался соблюдать военную выправку. Строгая черноволосая гувернантка привела десятилетнюю девочку, племянницу леди Йованны, сиротку, взятую супругами на воспитание.
За ужином царил Лайон. Он руководил подачей блюд, нахваливал ростбиф и ругал избыток уксуса в салате, поддразнивал Шеймиуса и своего сына. Естественно, он рассказывал домашним о моих былых подвигах, частично почерпнув свои сведения в воспоминаниях, а большей частью — в писанине Уотсона. Леди Йованна при упоминании об убийствах и крови ахала и подносила платок к глазам, но ее свекра это не останавливало. Зато молодежь проявила явный энтузиазм.
Шеймиус изъявил желание поближе познакомиться с дедуктивным методом:
— У нас тут ничего не происходит, но я все-таки обучусь вашему методу, чтобы практиковать его на однокашниках!— заявил он.
Мисс Джейн Морган, воспитательница маленькой Аделаиды, призналась, что читала рассказы доктора Уотсона, печатавшиеся в «Стренде».
— В доме моего отца меня не ограничивали в чтении, — сказала она с неожиданно мягкой улыбкой, но тут же стерла ее с лица и снова сделалась спокойной и строгой.
И все-таки, несмотря на теплый прием, который оказали мне домочадцы лорда Лайона, я не мог не заметить, что над столом, как и над всем Дирресдиром, словно темное грозовое облако, нависает тень чего-то несчастливого. Словно тайная и застарелая рана, которую невозможно вылечить, поэтому все просто договорились не говорить и даже не думать о ней. Конечно, я знал, что у лорда Дишенси и леди Йованны был еще и старший сын, который по возрасту, скорее всего, участвовал в военной кампании. По размышлению я решил, что ощущение горя связано именно с ним. Скорее всего, бедный юноша погиб или пропал на германском фронте, решил я, укладываясь в постель. Возможно, с его гибелью связана какая-нибудь не очень красивая история, которую невозможно рассказать постороннему. Будь мальчик погибшим героем, его портрет непременно висел бы на самом почетном месте в Дирресдире. «Слишком мало данных», — подумал я, задувая свечу.
Под одеялом меня ждала огненная грелка, завернутая в полотенце, так что заснул я почти мгновенно. Снилась мне атака цеппелина на Лондон в 1915 -ом, петушиные крики, маленькие мальчики с выколотыми глазами и прочая ерунда. Согласно новомодным медицинским теориям, наши сны отражают подсознание. Если согласиться с этим, мое подсознание в ту ночь вопило от страха и одиночества. Хотя проснулся я, напротив, в совершенно бодром настроении.
После плотного завтрака с хаггисом и яйцами в рубашке лорд Лайон повел меня в оружейную. Его коллекция действительно внушала почти что священный трепет. Тут были даже ружья русской армии, вывезенные из Крыма. Лайон нежно прикасался к стволам, поглаживал приклады и совершенно очевидно наслаждался куда больше моего.
— А теперь, дорогой друг,— сказал он наконец и торжественно поднял указательный палец вверх, — пришло время для настоящего сокровища! Истинное, подлинное сокровище моей семьи — аркебуза Роберта Брюса!
— Ого! — Я не смог сдержать пораженного возгласа.
— Да, да, мой друг! Эта реликвия, которой наш прославленный король пользовался в битве при Беннекберне, попала в нашу семью через его дочь Мод, которая приходится мне пра-пра-прабабкой.
Лорд Лайон подвел меня к специальному столу, расположенному почти посередине оружейной, на котором стоял прекрасный ящик красного дерева, тончайший резной рисунок на нем изображал цветы чертополоха, переплетенные с национальными знаменами.
Лайон торжественно извлек небольшой латунный ключ из жилетного кармана и отпер замок. Но едва он поднял тяжелую крышку, как отшатнулся, толкнув меня рукой так, что я едва удержался на ногах.
— Он! — закричал лорд Лайон громовым голосом. — Он! Проклятье! Проклятье!
Тут он побагровел и рухнул на пол без чувств.
Я, признаться, мало смыслю в медицине и тут подумал было, что будь со мной... Но по счастью, на крик лорда в комнату прибежали слуги, и бедняге оказали помощь и без моего участия. Я же обратил свой взор на футляр, который, как нетрудно было догадаться, оказался пуст. Бархатная обивка внутри была целехонька. Я провел пальцами по кромке футляра, потом осмотрел ключ, оставшийся в замке. На ушке ключа я увидел монограмму фирмы мистера Баррона.
Пока я осматривал футляр, оружейная опустела. Лорда Лайона отнесли в его спальню, благо она располагалась на этом же этаже замка, и послали за доктором.
В оружейной было два высоких и довольно узких окна, закрытых тяжелыми портьерами, и я как раз осматривал одно из них, когда в комнату вошел лорд Дишенси.
— Прошу у вас прощения, мистер Холмс, что ваше пребывание в нашем доме омрачилось этим происшествием, — сказал он голосом тусклым, как выцветший фотоснимок.
— Надеюсь, с лордом Лайоном все будет в порядке, — ответил я. — Вы уже послали в полицейский участок?
— Нет, мистер Холмс, — ответил Дишенси. Он подошел к столу с футляром, закрыл его, вынул ключ и убрал себе в карман. — Слуги сказали, что отец назвал имя предполагаемого преступника, это так?
— Нет, — ответил я. — Лорд Лайон закричал «он, он», но имени не называл, если только кого-то из домочадцев не зовут «Проклятье».
— Ох, — сказал вдруг Дишенси. Он был бледен как смерть и тяжело оперся на стол руками, словно бы ища опоры. С минуту он, видимо, собирался с духом, чтобы продолжить, но потом взял себя в руки и предложил мне пройти в его кабинет, чтобы там поговорить о произошедшем начистоту.
В кабинете Дишенси налил себе и мне виски, предложил мне кресло и сам сел напротив, а не за стол. Помню, в тот момент мне особенно бросилось в глаза несходство сына с отцом. Нет, внешне они были очень похожи, у Дишенси была такая же пышная рыжеватая шевелюра, что и у Лайона в молодости, те же резкие черты лица, но все-таки он был словно отражение отца в зеркале — полная противоположность даже в сходстве. Он был выше ростом и изящнее сложением, рыжина в волосах мягче, а голубые глаза бледнее. То, что я в первые минуты знакомства принял за высокомерие, на поверку оказалось сдержанностью, которой Лайон, кажется, не обладал вовсе.
— Я буду с вами откровенен, — сказал мне Дишенси, сделав глоток. — Полицию я привлекать не намерен из-за опасений огласки. Да и похититель, по-видимому, нам уже известен.
— Вот как? — спросил я.
— Да, мистер Холмс. Мой отец не назвал имени, но слуги все поняли и передали мне так, как им казалось правильным, потому что хорошо понимают своего господина. Речь идет о моем старшем сыне, Райберште. — Тут Дишенси прервался, чтобы сделать еще один большой глоток виски. — Он паршивая овца, как сказал бы мой отец.
— Он не живет в Дьюри?
— Нет, он живет в коттедже моего арендатора мистера Хоуленда в пяти милях отсюда по дороге на Сандхейвен. Год назад, когда он вернулся из армии, мы встречали его как героя, были полны надежд…
— Но что-то пошло не так?
— Да, мистер Холмс. Рабби вернулся совсем другим. Война надломила его, он стал раздражительным, почти сразу поссорился с дедом… Я должен был быть с ним строже, но ведь он вернулся с фронта, мне казалось, что это временное, что постепенно все уляжется. Однако все становилось только хуже. Он стал совершенно невыносим. Связался с какими-то проходимцами, оскорбил отца. Мы разорвали отношения. Это было нелегкое решение, поверьте мне. Моя жена до сих пор не может прийти в себя…
Лорд Дишенси встал и подошел к окну. От его чопорности не осталось и следа — теперь это был просто убитый горем отец.
— Но почему вы и, по-видимому, лорд Лайон уверены, что это ваш сын украл аркебузу?
Дишенси пожал плечами.
— Он стеснен в средствах. И аркебуза — часть его фамильного наследства…
— Хорошо, лорд Дишенси. — Я тоже допил виски и поднялся. — Полицию вы впутывать не хотите, но я, как давний друг лорда Лайона, не могу остаться в стороне. Даже если мои способности детектива не пригодятся в этом деле, позвольте мне попробовать уладить его на правах старика, повидавшего в жизни многое.
Лорд Дишенси повернулся ко мне.
— Я буду благодарен вам, — сказал он. — Передайте Райбершту, что если он вернет аркебузу, то я назначу ему хорошее содержание с тем условием, что… он навсегда покинет Дирресдир.
Я отказался от предложенной мне коляски и отправился в Сандхейвен пешком, вооружившись лишь своей заслуженной тростью. К полудню свежий ветер совсем разогнал тучи, и я имел возможность насладиться прекрасной прогулкой по солнечному пляжу. Места в тех краях не курортные, не чета меловым скалам и вересковым полям Сассекса, но должен признать, что в этой дикой и пустынной местности есть свое особенное очарование. Пляж в Сандхейвене широкий, покрытый серо-желтым мелким песком. Море не спеша выбрасывает на пологий берег свои дары: плавник, черные клочья водорослей. Пахнет тут солью и рыбой, на воткнутых в песок кольях сушатся рыбачьи сети, а то тут, то там на песке лежат, словно тюлени, отслужившие свое лодки.
Сандхевейн на все побережье славится рыбой и рыбными ярмарками, и летом сюда съезжаются любители рыбной ловли со всей Британии, но ранней весной это пустынное место, маленький городок, в котором все жители знают друг друга по имени. Ферма мистера Хоуленда располагалась чуть в стороне от морского побережья, и я вышел на дорогу, такую же пустынную, как пляж.
В просторном коттедже меня встретила хозяйка, миссис Хоуленд, которая, по местному обыкновению, поначалу отнеслась ко мне не слишком радушно, особенно когда услышала мой лондонский выговор. Но неприветливость шотландцев к чужакам — обратная сторона их доброты и доверчивости, которой многие и многие в течение столетий пользовались во вред этим простым людям. Кроме того, вряд ли вы еще найдете человека, который быстрее меня сумеет расположить к себе женщину. Я похвалил устройство ее кухни и упитанность крутящегося тут же карапуза лет трех и через десять минут уже был усажен за стол, пробовать самодельный сыр и местное пиво.
— Мистер Дьюри-то? — переспросила моя хозяйка, когда я задал ей вопрос о Райберште Дьюри. — Он-то ничего, за постой платит — и ладно.
По тому, как она поджала губы, я понял, что есть что-то еще, чем бы она была не прочь поделиться с любопытным путником.
Помявшись немного, миссис Хоуленд наклонилась к самому моему уху и прошептала, обдавая меня чесночным духом:
— Леди Йованна просила мужа приютить его, а то бы мы нипочем не согласились!
— Вот как? Да что же в молодом человеке такого страшного?
Миссис Хоуленд выпрямилась и посмотрела на меня недоверчиво:
— Чудак он, — наконец сказала она таким тоном, словно назвала Райбершта Дьюри убийцей.
Я вздохнул как можно глубже, стараясь придать себе удрученный вид, и сказал:
— И все-таки мне нужно с ним встретиться. У меня к нему поручение от лорда Дишенси.
— Так проходите прямо к нему, в пристрой за кухней. Там он. Целыми днями сидит один, словно сыч. Только осторожнее, давеча я хотела переменить там постель, так он в меня сапогом запустил.
Такому искреннему предупреждению нельзя было не внять, поэтому я с некоторой опаской подходил к двери в комнаты молодого лорда. Но на мой стук никто не ответил, поэтому мне пришлось входить на свой страх и риск. Сапог в меня не полетел, вместо этого с кровати, скрытой в нише, раздался резкий голос:
— Уходите!
— Я разыскиваю Райбершта Дьюри по поручению его отца, лорда Дишенси Дьюри, — сказал я.
Занавес в нише зашевелился и сдвинулся. На кровати в одних штанах лежал молодой человек лет двадцати пяти. Он был отлично сложен, как и все Дьюри, высок и строен. Светлые волосы, только слегка отливавшие рыжиной, вились мягкими кудрями, правда, сейчас находились в некотором беспорядке.
— Что ему от меня нужно? — спросил молодой человек довольно бесцеремонно. Он поднялся, хмуро посмотрел на меня из-под белесых бровей и натянул на голые плечи халат мышиного цвета, который поднял с пола.
В комнате вообще царил катастрофический беспорядок. Марта пришла бы в ужас. А уж миссис Хадсон, покойницу, и вовсе бы хватил удар, если бы хоть однажды я устроил в квартире на Бейкер-стрит что-то хоть отдаленно похожее. Всюду валялись бумаги, стояли холсты, хаотично размалеванные красками, куски глины, так и не ставшие скульптурами, грязные тряпки, одежда, полные пепельницы и грязные чашки.
Не отвечая грубияну, я сел на единственный свободный стул, положил ногу на ногу и достал трубку.
— Не пытайтесь ввести меня в заблуждение, молодой человек, — сказал я, утрамбовывая табак большим пальцем. — Не притворяйтесь, что вам неизвестно об утреннем происшествии в Дьюри.
Он замер и уставился на меня, не зная, что сказать. Простейшая дедукция обычно производит на людей неизгладимое впечатление. К сожалению, только до того момента, как они получат объяснение.
— Ваша комната похожа на жилье сумасшедшего, — сказал я, пыхая трубкой. — Все горизонтальные поверхности завалены каким-то хламом. Но тот стул, на котором я сижу (кстати, старому человеку вы могли бы сами предложить присесть), не только свободен, но даже и чист. Следовательно, у вас совсем недавно был посетитель, причем не слуга и не посыльный. Вряд ли это был ваш отец — он сам же и послал меня сюда. Кому бы вы, при вашей бесцеремонности, все-таки предложили бы стул? Ответ — женщине. Это была леди Йованна? Она приехала в коляске, поговорила с вами и отправилась в Сандхейвен, поэтому я и не встретил ее на дороге?
Райбершт неожиданно громко рассмеялся, далеко запрокидывая голову и показывая зубы.
— Ха! Да кто вы такой? Откуда вы все это узнали?
— Мое имя Шерлок Холмс, — сказал я с достоинством. — И моя профессия — знать то, чего не знают другие!
— О, ну отлично! — заявил он. — Вы ищейка?
— Частный детектив, молодой человек! Но впрочем, я давно не занимаюсь расследованиями и всего лишь приехал погостить по приглашению вашего деда.
При упоминании Лайона мой собеседник нахмурился, но потом встряхнулся и протянул мне руку:
— Извините меня, мистер Холмс. Будем знакомы, я Райбершт Дьюри, но, ради всего святого, не ломайте язык и зовите меня попросту Рабби.
Я не стал чиниться и пожал ему руку. Однако почти сразу после этого возникшая между нами симпатия снова подверглась суровой проверке. Во-первых, Рабби наотрез отказался признаваться в том, что взял аркебузу. Больше того, когда я высказал такое предположение, он едва не бросился на меня с кулаками.
— Вы что же, думаете, что я человек без совести? Вы меня не знаете — и смеете обвинять в эдакой низости! Да я из этого дома даже гроша ломаного не желаю брать. Ничего! Вы думаете, мне нужны их деньги? Ха! Ни за что!
— Ваш отец, — сказал я, когда смог вставить слово, — назначит вам содержание, если вы вернете семейную реликвию и уедете из этих мест.
При этом известии Рабби резко замолчал, упал на кровать навзничь и уставился в потолок.
С минуту он молчал и только нервно кусал губы, я тоже молчал, предоставив ему время для раздумий. Наконец он произнес тихо, не глядя на меня:
— Найдите эту чертову аркебузу, мистер Холмс. И я уеду, раз они так этого хотят... Но прежде — найдите пропажу и вора.
— Что ж, пожалуй, я мог бы попробовать. Но прежде вы должны пообещать мне, что бросите кокаин.
Он вскочил, но быстро сник и снова опустился на кровать.
— Откуда вы... узнали? — спросил он.
Я тщательно выбирал слова, отвечая на этот вопрос:
— Я старый человек, Рабби. И пережил многое. Я очень хорошо знаю, как ведет себя человек, который использует кокаин. Кроме того, на столе у вас среди всего этого, — я сдвинул в сторону блюдце со спитой чайной заваркой и измазанные в краске и давно засохшие кисти, провел пальцем по скатерти и лизнул его, — сохранились следы порошка.
@темы: БИ-5, G - PG-15, команда "Дротик", Перевод или фик. Драма/ангст
-
-
24.05.2015 в 16:34-
-
24.05.2015 в 16:35-
-
24.05.2015 в 16:36-
-
24.05.2015 в 16:38-
-
24.05.2015 в 16:39-
-
24.05.2015 в 17:01Но Холмс - читать дальше
-
-
24.05.2015 в 20:245/5
-
-
24.05.2015 в 20:24Детективная линия шла, шла, а под конец побежала галопом и все объяснение немного скомкалось.
Очень понравился вхарактерный Холмс в возрасте. Много вкусных деталей,возможно спойлерВпрочем, все герои получились не шаблонными и живыми людьми.
Спасибо!
4/5
-
-
24.05.2015 в 21:53-
-
24.05.2015 в 21:56-
-
24.05.2015 в 21:575/5
-
-
25.05.2015 в 17:11-
-
25.05.2015 в 20:55-
-
26.05.2015 в 09:33Холмс, конечно, старый идиот, но Джон ему разъяснит. Надеюсь)))
А вот кейс я, признаюсь, не поняла((((
— Я... взяла ее, зная, что все подумают на Рабби... на лорда Райбершта. И я совсем не хотела, чтобы вы заболели, лорд Лайон, — сказала она с мягкой улыбкой. — Если бы вы только знали, как я сожалею...
— Но зачем? — спросил Дишенси. — Почему?
— Из-за любви, — сказала она. — Рабби, как никто другой из вас, достоин любви.
И? как кража и общие подозрения вернут Рабби любовь семьи?
Внезапное воссоединение тоже показалось излишне внезапным. Но это имхо.
5/4
-
-
27.05.2015 в 15:265/5
-
-
27.05.2015 в 20:58Наконец-то нормальный классический Холмс! Ужасно соскучилась. Спасибо автору!
-
-
29.05.2015 в 09:485/5
-
-
09.06.2015 в 16:36Дела, как такового, для Холмса - мало, для читателя... как кому.
И, ради всего и всякого - занафига тут сопли и старческие нежности?!
-
-
16.06.2015 в 22:14-
-
18.06.2015 в 23:28-
-
21.06.2015 в 00:14-
-
26.07.2015 в 13:41