Бонус. Клип: "Apple of Sodom", Джим Мориарти, Реджина Миллс, Шерлок Холмс, PG, драма

[Команда Рапира]

Название: Apple of Sodom
Автор: snowwhite-queen
Версия Шерлок BBC
Тип: клип
Пейринг/Персонажи: Джим Мориарти, Реджина Миллс, Шерлок Холмс
Категория: джен
Жанр: драма, кроссовер с сериалом "Once Upon a Time"
Рейтинг: PG
Исходники: музыка - Marilyn Manson - Apple Of Sodom, видео - Sherlock BBC, Once Upon a Time
Вес, размер: 148 МБ, 01:29
Дисклеймер: За каноны, оставленные в гардеробе, команда ответственности не несет
Примечание/Предупреждения: Реджине нужен Шерлок Холмс, и она, конечно, забирает его. Но Мориарти не привык делиться своими "игрушками".
Тема задания: Клип
Размещение: Только после деанона

@темы: Клип, G - PG-15, команда "Рапира"

---

Клип: "The Midnight Game", Джон Уотсон/Шерлок Холмс, R, драма, хоррор

[Команда Рапира]

Название: The Midnight Game
Автор: onaglorik
Версия: Шерлок BBC
Тип: клип
Пейринг/Персонажи: Джон Уотсон/Шерлок Холмс
Категория: слэш
Жанр: драма, хоррор
Рейтинг: R
Исходники: музыка - TiNoXBeatz - Hard Scary Horror beat Hip Hop rap
видео - Sherlock BBC,The Possession of Michael King 2014, The Midnight Game 2014, Deliver Us from Evil 2014, Horns 2013
Вес, размер: 50,5 mb, 1:21
Дисклеймер: За каноны, оставленные в гардеробе, команда ответственности не несет.
Примечание: Когда тебя снедает скука, что может быть прекраснее новой игры? Но иногда игра таит в себе такие секреты, что могут стоить жизни. Кто поможет тебе выйти из нее победителем? Конечно же верный и преданный друг. А если друг не хочет выдавать свою тайну? На что готов он пойти, участвуя в твоей игре?
Тема задания: Клип.
Размещение: Только после деанона.

@темы: R - NC-17, Клип, команда "Рапира"

---

клип "Hunger", Шерлок ВВС, ДМ/ШХ, PG-13, драма, ангст

[Cutthroat razor]

Название: Hunger
Автор:  Марго Ивановна
Версия "Шерлок" BBC
Тип: клип
Пейринг/Персонажи: Джим Мориарти/Шерлок Холмс
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Исходники: чужие арты: coeykuhn (разрешение получено),  Reedenstein (разрешение получено), feyuca (разрешение запрошено), idsbi (разрешение получено), Arkarti (разрешение получено), for-the-last-waltz. (разрешение получено), Star-Jem (разрешение получено), harbek (разрешение получено); музыка: ASP — "Hunger"
Вес, размер: 1:08, 126 Мб
Дисклеймер: Данная информация принадлежит правообладателям. Но кто сказал, что мы ею не воспользуемся?
Примечание/Предупреждения: Голод, что испытывает паук, когда ждёт свою жертву и азарт ожидания. Работа выполнена командой "Опасная бритва" для Большой Игры-5.
Тема задания: Клип. Экранизация и жанр на выбор автора.
Размещение: запрещено

@темы: Клип, БИ-5, G - PG-15, команда "Опасная бритва"

---

фик "Лишняя информация", Шерлок ВВС, ГЛ/МХ, R, драма, кейс

[Cutthroat razor]

Название: Лишняя информация
Автор:  H.G. Wells
Бета:  Staisy_
Версия “Шерлок” BBC
Размер: мини, 5080 слов
Пейринг/Персонажи: Грегори Лестрейд/Майкрофт Холмс
Категория: слэш
Жанр: драма, кейс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Пускаясь в погоню за фактами и доказательствами, нужно задуматься сначала: а правда ли ты хочешь получить ответы на свои ответы?
Дисклеймер: Данная информация принадлежит правообладателям. Но кто сказал, что мы ею не воспользуемся?
Примечание/Предупреждения: ER. Работа выполнена командой "Опасная бритва" для Большой Игры-5.
Тема задания: Перевод или фик. Драма/ангст. Современность
Размещение: только с разрешения автора
Скачать: AO3

Лаконичное смс «Я дома, приезжай» пришло ровно в тот момент, когда Грег миновал табличку, оповещавшую о том, что он въехал в Лондон. Погода выдалась дивная, так что на субботу и воскресение многие лондонцы предпочли выбраться на природу, и Грег по дороге домой попал в изрядную пробку. После долгой дороги хотелось прийти в свою квартиру, принять душ и лечь спать, чтобы явиться на следующий день на работу олицетворением человека, вернувшегося из отпуска, а не свежевыкопанным трупом, но Майкрофта не так часто можно было застать дома в дневное время и Грегу действительно хотелось его увидеть. В конце концов, решил он, принять душ и поспать можно и у Майкрофта.

Отпуск вышел не то чтобы плохим — Грег и не ждал ничего особенного от поездки к родителям на юбилей свадьбы. В родном Бовингтоне, крошечном городке в Дорсете, он не был уже лет пятнадцать, каждый раз находя повод, чтобы увернуться от настойчивых приглашений. Отец до выхода на пенсию много бывал по работе в Лондоне, мать часто приезжала вместе с ним, и даже в последние годы они продолжали навещать сына (чему тот не всегда был рад), так что родителей Грег в последний раз видел не так давно. Того же нельзя было сказать об остальной семье, состоявшей из сестры Грега, нескольких братьев отца с жёнами, детьми и внуками, а также кузины матери и прочих более дальних родственниках. Так что первые два дня, как и ожидалось, Грег провёл в окружении полузнакомых людей, чьи интересы по большей части ограничивались чисто бытовыми вопросами, связанными с выращиванием картошки, разведением овец, починкой сломавшегося трактора и покупкой земельного участка у несговорчивого соседа. На третий состоялось собственно семейное торжество, ради которого Грегу и пришлось навестить отчий дом — празднование золотой свадьбы родителей, оставившее наутро жестокое похмелье и неожиданное тёплое чувство близости семьи. Невольно вспомнилось утро после разудалого школьного выпускного и то, как мама терпеливо выхаживала его, отпаивая какими-то чудодейственными отварами и окружая всяческой заботой. Вот и теперь всё повторялось, словно Грег каким-то чудом вернулся в собственное прошлое, только в этот раз его мать отпаивала уже не одного Грега, а также и его отца, сопровождая весь процесс добродушным ворчанием и весьма язвительными шуточками. Отрываться от дивана не хотелось даже не из-за головной боли, от которой стараниями матери вскоре не осталось и следа, а просто чтобы продлить ещё немного это полузабытое чувство.

Нет, отпуск он определённо провёл неплохо, вот только отдохнуть не удалось совершенно, и вовсе не из-за неумеренных алкогольных возлияний — помимо юбилея свадьбы родителей, Грег пил ещё и на встрече с бывшими одноклассниками, — а из-за того, что всю вторую половину своего отпуска он занимался чем угодно, но только не отдыхом, и даже задержался в Дорсете на вторые выходные, что изначально делать не планировал.

Майкрофт ждал его в гостиной, читая что-то с планшета. Это могло быть что угодно, от завтрашней прессы до отчётов о наглухо засекреченной операции где-нибудь в Румынии, Грег уже давно научился не спрашивать — всё равно на подобные вопросы Майкрофт отвечал только раздражающе вежливой улыбкой и считал такой ответ достаточным и исчерпывающим.

— Здравствуй, Грег, — проговорил Майкрофт и лишь затем, выключив планшет, отложил его в сторону. Грег опустил дорожную сумку на пол и, не снимая куртки, подошёл к Майкрофту, что поцеловать его.

— Привет. Мне нужно в душ.

— Хорошо. У меня есть ещё час.

— Час? — переспросил Грег, замирая, словно наткнувшись на что-то. Ему даже в голову не приходило, что Майкрофт может вызвать его ради столь короткой встречи. Нет, конечно, ему было приятно, что тот настолько соскучился, но — всего час? — Когда вернёшься?

— Завтра, ближе к ночи. Лечу в Берлин.

— Хм... Ну, раз такое дело, я могу потерпеть с душем…

— Нет уж, иди. — Майкрофт вновь взялся за планшет. — Мне всё равно нужно отправить ещё одно письмо.

Грег вздохнул, понимая, что все надежды, зародившиеся в нём после смс от Майкрофта, были напрасны. Он уже жалел, что не поехал сразу к себе: в этом случае он, конечно, расстраивался бы, что не удалось увидеться с Майкрофтом, но не было по крайней мере этого неприятного привкуса разочарования и обиды. Сам Грег, осознав, что ему нужно задержаться, позвонил и предупредил об этом. Майкрофт же предупредить о том, что уезжает, не позаботился, и это был далеко не первый раз. Но Грег терпел, во всяком случае, старался, напоминая себе, что знал с самого начала, с кем связался. Вернее, уточнял он мысленно, не знал — и именно поэтому должен был быть готов ко всему.

Когда он вышел из душа, Майкрофт сидел на том же месте в той же позе, только на столе перед ним стояла чашка с кофе. Грегу он кофе не предложил, поэтому тот, неожиданно разозлившись, сам не понимая на что, прошёл в кухню и принялся заваривать себе чай, растягивая процесс и сознательно тратя драгоценные минуты.

— Как твои родители? — спросил Майкрофт наконец, когда Грег решил уже, что тот не собирается отвлекаться от планшета.

— Хорошо. — Он не стал напоминать, что Майкрофт уже задавал этот вопрос два дня назад, по телефону.

— Хорошо. — Майкрофт кивнул и сделал глоток кофе. — Ты говорил, что задержался, потому что возникли какие-то дела. Надеюсь, ничего серьёзного?

— Пока не знаю, — честно признался Грег. Он опустился за стол, заняв соседний с Майкрофтом стул, и чуть придвинулся ближе к нему, ненавязчиво сокращая дистанцию. Майкрофт убрал планшет и мягко положил ладонь Грегу на бедро.

— Что такое? — Он бросил взгляд на часы. — У меня ещё двадцать пять минут.

— Двадцать шесть, — ворчливо поправил Грег, но Майкрофт предпочёл не реагировать. — Я встретился там с бывшими одноклассниками, мы посидели в пабе — одном из трёх в нашем чудесном городке, и этот отличается тем, что за каждую третью пинту той кислятины, которую варит сам хозяин, старый Тед, в подарок получаешь пинту любого другого пива на свой выбор. По-моему, это единственная причина, по которой кто-то действительно пьёт это пойло, — ну или, может, просто из вежливости и уважения к Теду, который в этом году разменял восьмой десяток.

Майкрофт чуть заметно шевельнул бровью, выжидая, когда же Грег перейдёт к сути.

— Ну, ты знаешь, в Дорсете расположена база Девенпорт, до неё буквально сто пятьдесят километров от нашего городка, и многие ребята, вдохновлённые её близостью, идут записываться в армию и служат потом по соседству от родного дома. Из моих бывших одноклассников в армию ушли пятеро, трое, послужив, вернулись домой, ещё двое так и остались на базе: Стэн дослужился до сержанта, чем страшно гордится вся его семья, а Дэйв, с которым мы в школьные годы были лучшими друзьями, стал инженером, у него к этому настоящий талант.

Майкрофт убрал руку с его бедра и сделал ещё один глоток кофе.

— И?

— Стэн рассказал, что Дэйв погиб пару месяцев назад. Поехал в увольнительную в Бристоль и разбился по дороге. Не справился с управлением.

— Весьма печальная история, — сдержанно прокомментировал Майкрофт. — Мне жаль.

— Ты не понимаешь. Дэйв потрясающе водил, машину свою собирал чуть ли не собственными руками, чувствовал и понимал её лучше, чем самого себя. И дорога на том отрезке прямая и ровная, как стол — я ездил на место происшествия, видел всё сам. Он мог врезаться в столб, только если был пьян или заснул, но Дэйв никогда бы не сел за руль в таком состоянии. Конечно, мы очень давно не общались, но в школе не было ученика более аккуратного и внимательного, чем Дэйв Роули.

— Удивительно, что вы были друзьями, — пробормотал Майкрофт.

— Все удивлялись. Дэйв был примерным учеником, и все считали, что я плохо на него влияю, но, поверь, в большую часть проделок нас втягивал именно он. — Грег широко улыбнулся, вспоминая их совместные приключения. — В общем, не могло такого быть, чтобы он не справился с управлением.

— Мне кажется, ты слишком много общаешься с моим братом, — сухо заметил Майкрофт. — Не стоит искать скрытый смысл в обыкновенной истории, Грег. Я понимаю, он был твоим другом, но...

— Это не был несчастный случай, Майкрофт. Я всё проверил. Последняя крупица информации, которой мне хватает, здесь, в Лондоне — этим делом занималось почему-то подразделение, подчиняющееся напрямую зам министру, что уже само по себе удивительно, и все материалы по делу они увезли с собой, так что я располагаю пока лишь косвенными доказательствами, но они легко подтвердятся, я в этом уверен.

— То есть я правильно понимаю, что ты, уехав в отпуск, большую часть времени провёл в итоге за работой?

— Тебе ли меня упрекать, у тебя вообще отпуска не было ни разу за то время, что мы вместе.

— Я занимаюсь более важными вещами, чем расследования автокатастроф.

Он убрал руку с бедра Грега, и тот стиснул зубы. Несмотря на внешнюю безупречность манер Майкрофта, во многом он всё же был невыносимо похож на своего брата.

— Тебе выходить через пять минут. — Грег поднялся из-за стола. — Не опоздай.

Майкрофт выдержал паузу, постукивая пальцами по столу и не глядя на Грега, затем вскинул голову и резко произнёс:

— Будь осторожен, Грег, боюсь, это дело может тебя разочаровать.

За следующие две недели они с Майкрофтом виделись дважды и буквально на бегу: одна ночь вместе, когда Майкрофт, явно недовольный результатами поездки, вернулся из Берлина, и затем совместный ужин через неделю, сразу после которого Майкрофт, дежурно извинившись, уехал в офис. У Грега, впрочем, тоже едва хватало времени, он разрывался между расследованием смерти своего школьного товарища и сразу несколькими делами, которыми завалили его на работе. Будь Грег хоть немного склонен к паранойе, он бы подумал, что кто-то специально постарался занять его так, чтобы ни на что другое не оставалось ни времени, ни сил. Чем дальше он рылся в материалах по делу Дэйва Роули и узнавал подробности о нём, тем более странным всё это казалось.

Информация то никак не давалась ему в руки, то, стоило ему наконец ухватиться за какую-то ниточку, вываливалась сразу настоящей лавиной, из которой совершенно невозможно было вычленить что-нибудь действительно полезное. Машина, на которой разбился Дэйв, была сразу же отправлена в металлолом, несмотря на письменную просьбу Роуз, сестры и единственной наследницы Дэйва (женой тот так и не обзавёлся, а родители умерли много лет назад, оставив Дэйва на попечение старшей сестры), — на базе разводили руками и ссылались на бюрократическую ошибку, мол, машину списали, не посмотрев, что она была личная, а не казённая. Даже компенсацию какую-то выплатили, что уж совсем не было похоже на прижимистую британскую систему вооружённых сил. Протоколы осмотра места происшествия были безликими и скучными, за нагромождением канцелярских оборотов, наслаивавшихся один на другой, далеко не сразу удалось разобрать суть. Люди, которые вели дело, казалось, так и не смогли решить, пытаются ли они как следует выполнить свою работу или же делают её для галочки. Тем не менее в их отчётах кое-что привлекло внимание Грега: тормозного пути совсем не было, водитель даже не пытался предотвратить столкновение. При этом о состоянии самой машины в протоколе толком ничего не говорилось.

Отчёт о вскрытии тоже был лаконичным: множественные гематомы, перелом руки, сломанные рёбра, черепно-мозговая травма, смерть наступила в результате внутреннего кровотечения. О содержании алкоголя в крови ни слова, никаких подробностей о характере травм тоже. Роуз говорила, что Дэйв упоминал о каких-то странностях, которым стал свидетелем на базе. Военная прокуратура, промурыжив Грега невнятными отговорками, наконец гордо предъявила официальную жалобу Дэйва на какого-то сержанта, который якобы протаскивал на базу алкоголь. Имя сержанта было стыдливо заштриховано, что не усиливало доверие Грега к этой бумажке.

До отъезда Грег успел пообщаться и с парой сослуживцев Дэйва; все в один голос выражали уверенность в том, что уж кто-кто, а Дэйв никак не мог не справиться со своей машиной, однако от однозначных выводов воздерживались и начинали мяться, когда Грег пытался их к этим выводам подвести. Один сказал, что Дэйв последнее время перед смертью был какой-то напряжённый и нервный. Другой добавил, что слышал, будто Дэйв с кем-то из командиров поцапался, но ни с кем он ругался, ни откуда это известно ответить не смог. Также Грег узнал, что за последний год на базе произошло ещё несколько совершенно не связанных со смертью Дэйва, но по-своему любопытных событий: застрелился капитан Уэбб, заведовавший хозяйственной частью; в разное время были отправлены в отставку несколько офицеров, прослуживших до того много лет без малейших нареканий; ещё несколько человек без каких-либо объяснений перекинули в Шотландию, на базу Клайд. Однако последняя проверка, которая проводилась на базе три месяца назад, через неделю с небольшим после гибели Дэйва, не выявила никаких нарушений. Больше никакой полезной информации Грег не получил, но, хотя ничто не указывало напрямую на то, что Дэйв Роули стал жертвой вовсе не несчастного случая, интуиция подсказывала Грегу, что всё действительно намного сложнее.

После двух недель выискивания информации в Лондоне Грег позвонил Роуз и уговорил её на эксгумацию. Майкрофт, услышав об этом, поджал губы и, на взгляд Грега, излишне резко заявил, что тот занимается какой-то хернёй. Подобные выражения он применял крайне редко и означало это, что он чем-то крайне недоволен, но Грег сам был слишком раздражён в последнее время, чтобы обращать на это внимание.

Чтобы лично приехать на эксгумацию, Грегу пришлось, наступив на горло собственной гордости, попросить Шерлока помочь с двумя текущими расследованиями. Шерлок, сходивший с ума от скуки и для развлечения изводивший миссис Хадсон и Джона Уотсона, помог с удовольствием, хотя в обычное время не стал бы браться за задачку, на решение которой потребовалась всего пара часов. Выслушав много интересного о своих умственных способностях, Грег получил ответы на все интересовавшие его вопросы, благодарность от миссис Хадсон и Джона и два дня за свой счёт.

С собой Грег, слишком трезво оценивавший собственные познания в патанатомии, для пущей надёжности решил взять Молли Хупер. Девушка, услышав предложение съездить на два дня в Дорсет, страшно разволновалась, но, успокоившись, тут же принялась собираться с такой рассудительной деловитостью, что Грег с трудом сдержал улыбку.

Гроб с телом Дэйва выкапывали под сгущающимися тучами. Грег опасался, что пойдёт дождь, но им повезло: хлынуло лишь после того, как гроб был погружен в фургон. Роуз, несмотря на его уговоры, всё же предпочла присутствовать тоже. При виде гроба она чуть побледнела, но сохранила самообладание. Грег вспомнил, как она стоически выносила их с Дэйвом школьные шалости, как прикрывала их от соседей, когда они случайно разбили мячом окно, как обрабатывала в очередной раз разбитую коленку Грега, строго приказывая не двигаться, но при этом почему-то совершенно не сердясь. В них обоих — и в Роуз, и в Дэйве — было это удивительное сосредоточенное спокойствие, делавшее их старше настоящего возраста. Вот только сейчас Роуз казалась не просто старше своих пятидесяти четырёх — она казалась постаревшей, и Грегу было больно это видеть. Он надеялся лишь, что время сгладит её боль, сделав менее острой и более выносимой.

Сейчас же он должен был убедиться в том, что её брат погиб не по нелепой случайности, а по чьей-то злой воле, и найти убийцу.

Патологоанатом нервно облизывал губы и настороженно косился на пристроившуюся за его плечом Молли. Молли можно было принять за лаборантку или стажёра, особенно сейчас, когда белый халат был накинут поверх повседневной одежды; Грег знал, как сложно научиться воспринимать её всерьёз, но доктора Айвенса, похоже, могло бы напугать теперь что угодно. И это тоже наводило на интересные мысли.

— Как я уже писал в своём первом отчёте, смерть наступила вследствие сильного внутреннего кровотечения, вызванного разрывом крупных артерий обломком ребра…

— Которого ребра? — тут же уточнила Молли.

— Эм-м… Шестого, — неуверенно ответил доктор Айвенс. — К сожалению, сейчас тело в слишком плохом состоянии…

— Нет, что вы, — радостно перебила его Молли с горящим взглядом, — тело отлично сохранилось, я ожидала худшего, учитывая погоду в Дорсете за последние месяцы.

— Вы не помните, что вы написали в отчёте, доктор? — невинно уточнил Грег. — Или как проводили вскрытие?

Айвенс снял очки, протёр их рукавом и надел обратно. Грег обратил внимание на то, как чуть подрагивают его руки.

— Я не понимаю, инспектор, с каких пор Скотленд-Ярд интересуется жертвами несчастных случаев трёхмесячной давности.

В голосе патологоанатома наигранное возмущение мешалось в равных долях с неподдельным страхом, и Грег успокаивающе улыбнулся:

— Доктор, мы же оба с вами понимаем, что с этим делом что-то не так. Учитывая вашу неуверенность в знании предмета, осмелюсь предположить, что в прошлый раз вскрытие проводили не вы. Я же прав? — Он улыбнулся шире. — Я никому не скажу, честное слово. В конце концов, мы же земляки.

Доктор Айвенс затравленно оглянулся на Молли, голодным волком смотревшую на лежавшее перед ней тело с вскрытой грудной клеткой и только и мечтавшую познакомиться с ним поближе, затем снова повернулся к Грегу и обречённо ответил:

— Они сказали, что так будет удобнее заполнять документы, избавит все стороны от ненужной бумажной волокиты… Их эксперт производил впечатление человека, знающего своё дело, и удостоверение я его видел.

— Кто «они»? — мягко перебил его Грег.

— Военные.

Грег удовлетворённо кивнул.

— Спасибо, доктор. Молли, карты вам в руки.

— Спасибо, инспектор. — Она быстро улыбнулась, и эта короткая, скальпельно острая улыбка смотрелась на её тонком, почти детском лице жутковато и чужеродно.

— О чём ты думаешь? — недовольно спросил Майкрофт, отстраняясь и заглядывая Грегу в глаза.

Они лежали в постели в спальне Майкрофта, и пальцы Грега рассеянно скользили по плечу любовника, поглаживая. Однако это было скорее рефлекторным движением, нежели лаской, мысли Грега были далеко отсюда. Вернувшись из Дорсета, он всё ещё продолжал думать о новых фактах, которые удалось узнать благодаря Молли Хупер. Официальный отчёт не врал: Дэйв действительно погиб от внутреннего кровотечения, вот только рёбра, порвавшие артерии, были сломаны, скорее всего, ещё до непосредственно аварии. Доказать это было бы крайне сложно — тело, пролежавшее три месяца в сырой земле, неохотно расставалось со своими секретами, и любые выводы могли быть оспорены. Кроме одного: травма черепа, указанная в числе прочих в отчёте о первом вскрытии, никак не могла быть получена в результате аварии. И это меняло всё.

Одним словом, Майкрофт имел полное право быть недовольным — если только забыть о том, что обычно так вёл себя в их постели он сам, заставляя Грега порой сомневаться в том, что Майкрофт действительно осознавал, кто трахает его в этот момент.

— Прости. — В голосе Грега не было ни капли раскаяния. — Прокручиваю в голове информацию, которую получил от второй поездки в Дорсет.

Майкрофт раздражённо поджал губы.

— Сколько ты собираешься заниматься этим делом? Сначала ты тратишь на него отпуск, затем отпрашиваешься с работы, теперь думаешь о нём, занимаясь сексом, — следующим этапом станет попросить о помощи Шерлока, как ты любишь делать в последнее время?

— Мне не нужна помощь Шерлока. — Грег позволил себе немного обидеться. — Я получил все требовавшиеся доказательства, теперь это официально убийство, и у меня даже есть теория, которой не хватает для подкрепления лишь пары фактов.

Майкрофт закатил глаза и сел на кровати, откидывая тонкое одеяло.

— В таком случае думай о деле дальше, мне тоже есть чем заняться.

Он начал вставать, и Грег, вздохнув, быстро потянулся, чтобы ухватить его за локоть. Как бы сильно ни хотелось ему подразнить Майкрофта, отомстив за собственное раздражение последних нескольких месяцев, он слишком редко заполучал Майкрофта Холмса в своё распоряжение, чтобы разбрасываться предоставленными ему возможностями.

— Обещаю, в следующие полчаса я буду думать только о тебе, — шепнул он, притягивая Майкрофта к себе и едва не роняя его обратно на постель.

Майкрофт, не любивший резких движений, дёрнулся и прошипел что-то явно нецензурное, однако едва заметно расслабился, когда Грег коснулся губами мочки его уха.

— Мне вообще-то действительно нужно работать, — всё ещё недовольным голосом заявил он, не делая, впрочем, новых попыток встать.

Вместо ответа Грег перевернулся, опуская Майкрофта на простыни и нависая сверху.

— Ты уверен?

Он огладил рёбра Майкрофта, провёл ладонью по животу и бедру. Майкрофт запрокинул голову, подставляя горло, и Грег, подчиняясь невысказанной просьбе, прижался губами к коже, затем чуть прихватил зубами и тут же мазнул языком. На коже Майкрофта очень легко оставались следы, которых тот, не желая привлекать внимание к своей личной жизни, старался избегать.

Майкрофт подался вперёд, одной рукой крепко сжимая Грега за плечо (сам он никогда не беспокоился о возможных синяках Грега; к счастью, у того они появлялись крайне редко), и второй впился ему в подбородок.

— Никогда. Не смей. Думать. О чём-то другом. В моей постели, — спокойно и даже ласково произнёс он, но хватка его пальцев была слишком сильной, чтобы Грег усомнился в серьёзности предупреждения.

Грег отшатнулся, вырываясь, и толкнул Майкрофта в грудь.

— Ты можешь что-нибудь сделать, чтобы у меня не было желания отвлекаться, — заметил он, наклоняясь для поцелуя.

Майкрофт презрительно фыркнул, но в ответ на прикосновение ладони Грега прогнулся в пояснице, разводя бёдра шире и подставляясь. Грег аккуратно надавил пальцами, разминая мышцы входа, и снова поцеловал Майкрофта.

— Да, так мне отвлекаться определённо сложнее.

— Я позабочусь о том, чтобы в этом месяце у тебя не осталось ни одного выходного, — процедил Майкрофт, но голос, сорвавшийся на середине фразы от нового движения пальцев Грега, и участившееся дыхание лишили угрозу внушительности.

Грег, усмехнувшись, ввёл сразу два пальца и с почти садистским удовольствием услышал сдавленный болезненный выдох. В конце концов, кто виноват в том, что у них обоих слишком давно не было секса? Майкрофту следовало сделать определённые выводы на на будущее.

Позже, уже засыпая, он подумал, что, возможно, Майкрофта придётся попросить о помощи в деле — надавить на соответствующие инстанции, чтобы к обвинениям, которые собирался выдвинуть Грег, отнеслись серьёзно.

Утром он проснулся один. Майкрофт, судя по всему, встал через пару часов после того, как они заснули, — а может быть, и вовсе лишь сделал вид, что спит, и ушёл почти сразу. Грег, успевший убедить себя накануне в том, что их отношения в полном порядке, вновь почувствовал привычную волну раздражения. Разумеется, он знал, что у Майкрофта полно работы и ради этого тому требуется порой проводить в офисе целые ночи. Разумеется, он знал, что работа Майкрофта строго засекречена и тот не имеет права ничего о ней рассказывать. Разумеется, он знал, что для обоих братьев Холмс эмоции были скорее системной ошибкой, нежели чем-то, чему стоило бы хоть изредка давать волю. Но существовали, помимо прочего, элементарные нормы совместного проживания: попрощаться перед уходом, предупредить, когда вернёшься, сделать вид, что работа твоего партнёра кажется тебе важной и значимой. Сделать, в конце концов, вид, что твой партнёр тебе действительно важен, а не просто занимает полагающееся для него место. У него самого Майкрофт вызывал смесь непонимания, раздражения и совершенно неожиданной, необъяснимой заботливой нежности. Вот только раздражение и непонимание начинали перевешивать третий, слишком хрупкий компонент его чувств.

Грег налил себе кофе и выпил его неторопливыми мелкими глотками, чтобы успокоиться. Его мысли вернулись к делу. Очевидно, что на базе Девенпорт происходило что-то сомнительное. Очевидно, что Дэйв узнал об этом и, оставаясь верным себе, решил сообщить кому-то о своих находках. Очевидно, что либо он сам предупредил об этом своё начальство, либо его выдал кто-то, кому Дэйв доверял, и, так или иначе, его было решено убрать. Столь серьёзные дела не могли твориться без ведома высших чинов, кто-то из командования базы должен был быть в курсе, если не всё командование вообще, хотя Грегу хотелось верить, что там ещё остались честные военные. Лезть нужно было ещё выше, искать людей, которые действительно прислушаются, а не попытаются убрать надоедливого инспектора так же, как убрали Дэйва Роули и, видимо, других до него. Но для этого нужно было сначала разобрать и разложить все имевшиеся факты, чтобы принести не смутные бездоказательные догадки, а стройную, подкреплённую соответствующими материалами теорию. На миг Грег задумался о том, чтобы действительно подключить Шерлока, но гордость, и без того изрядно потрёпанная, что самим Шерлоком, что его братом, заставила отказаться от этой мысли. Он должен завершить это дело сам, он же инспектор полиции, он же справлялся как-то сам раньше, до знакомства с этой безумной семейкой! Значит, должен был справиться и теперь.

Решительно поставив чашку из-под кофе в посудомойку, он накинул куртку и вышел из квартиры.

Грег был уже на полпути в Скотленд-Ярд, когда ему позвонил дежурный констебль.

— Сэр, вас дожидается какой-то мужчина, говорит, что хочет признаться в убийстве. Он отказывается разговаривать с кем-либо другим, только с вами.

— Какой мужчина? — спросил Грег, почему-то уверенный, что ничего хорошего этот звонок ему не обещал. — Он представился?

— Да, сэр. Его зовут Стэнли Лукас.

Старина Стэн, к которому Грег всегда испытывал смутную симпатию, хотя никогда и не был с ним по-настоящему дружен. Задира Стэн, влезавший в драки даже чаще, чем сам Грег, и известный на всю школу вспыльчивым, но добродушным нравом. Тот самый Стэн, который заставил Грега проверить обстоятельства гибели их общего друга.

— Сэр? — напомнил о себе констебль.

— Скажите ему, что я еду, — ответил Грег, и голос его прозвучал устало и хрипло.

— Повтори ещё раз. Почему ты это сделал?

— Он донёс на меня один раз и собирался сделать это снова. Ты же знаешь нашего Дэйва — весь из себя такой правильный.

— И ты его убил?

— У меня семья, Грег. Жена и двое детей. Я не мог позволить ему отправить меня под трибунал.

— Но теперь ты почему-то пришёл и сознался во всём? Я не вижу логики, Стэн.

Грегу казалось, что мир сошёл с ума. Он уже второй час задавал одни и те же вопросы, пытаясь получить если не более устраивающий его вопрос, то хотя бы какие-то эмоции, но всё без толку: Стэн говорил ровно и спокойно, лишь при упоминании семьи в его глазах что-то оживало, но, вопреки ожиданиям Грега, Стэн не становился откровеннее, а напротив, с новыми силами противостоял напору. Словно он был захвачен в плен, а Грег пытался выведать расположение британских вооружённых сил и их тактические планы.

— Я понял, что не смогу жить с этим. Меня учили убивать, но убивать на войне, а не вот так. Я не ожидал, что это окажется так легко и так страшно. — Даже эти слова Стэн произносил так, словно не чувствовал того, о чём говорил. Если бы Грег правда считал его убийцей, это показалось бы ему пугающим. Но он не верил — смотрел Стэну в глаза, слушал его голос, считал его вдохи и выдохи, следил за мельчайшими движениями и не верил ни единому слову.

— Хорошо, почему тогда не признаться сразу? Зачем ждать моего приезда?

— Ты был его лучшим другом. Смерть Дэйва была слишком похожа на несчастный случай, обычный инспектор не поверил бы в убийство, а ты был его другом, ты не мог оставить это просто так. Когда ты приехал, я понял, что больше не могу, что должен рассказать.

— Но ты не рассказал мне ничего, — возразил Грег, чувствуя, что начинает терять терпение, и сам уже скоро сойдёт с ума от этого бреда. — Что же это за признание?

— Мне не хватило смелости. Вокруг было слишком много людей. Считай, что я выбрал испытание огнём: если бы ты бросил дело или не нашёл никаких доказательств того, что это убийство, это значило бы, что Господь хочет, чтобы я искупил свою вину иным способом. Но ты докопался до истины. И я решил просто ускорить процесс, раз приговор свыше мне уже вынесен.

— Когда ты стал набожным, Стэн?

Стэн улыбнулся — мягко и до невозможного отчаянно.

— Принятие греха на душу заставляет переосмыслить многие вещи.

Грег с трудом удержался, чтобы не застонать. На столе перед ним лежали исписанные быстрым размашистым почерком листы, на которых Стэн обстоятельно рассказывал все подробности своего преступления — настолько детально, что не оставалось никаких дополнительных вопросов. Словно он знал, о чём именно его могут спросить, и решил сэкономить всем время. Каждый лист был подписан.

— Стэн, — Грег наклонился к нему через стол, ловя и удерживая взгляд, — Стэн, подумай о своей семье. Ты же сам говорил, что они не выживут без тебя. Я не знаю, что тебе пообещали за это признание, но уверен, что твоя жена будет больше рада тебе дома, чем любой плате, которую ты получишь.

Стэн спокойно выдержал его взгляд и покачал головой.

— Я ответил на все твои вопросы. Что ещё ты хочешь узнать?

Грег молча откинулся на стул и несколько мгновений сидел неподвижно. Он пытался найти выход, хоть малейший повод не принимать признание, но ничего не находил. Его загнали в угол, не оставив никакого выбора.

Собрав все бумаги и аккуратно сложив их в папку, Грег вышел из допросной. У него не было иного выхода, как арестовать Стэна и передать дело в суд.

Но чёрта с два он собирался просто оставить всё как есть — в этом Стэн не врал.

На следующий день Грег приехал в Скотленд-Ярд лишь для того, чтобы выдать Донован какую-то невнятную отговорку про дела вне офиса, разумеется, связанные с очередным делом, и сбежать прежде, чем его засекло начальство.

Первым делом он позвонил своему давнему приятелю из МИ-5 и запросил все имевшиеся у того данные по происшествиям на базе Девенпорт. Приятель много лет назад задолжал ему услугу; эту услугу Грег берёг на крайний случай, как козырного туза в рукаве, стараясь вообще никогда ни о чём не просить столь удобного знакомого, чтобы тот не решил, что его долг покрыт. И вот теперь, похоже, пришло время выкладывать все карты на стол.

Конечно, всё ещё оставался Майкрофт, но тот был скорее джокером, нежели тузом, и интуиция подсказывала Грегу, что это не та карта, которая сыграет сегодня в его пользу.

Когда спустя час после разговора с приятелем Грегу позвонила Антея, он почему-то совсем не удивился. Разве только тому, что Майкрофт не стал звонить сам.

Майкрофт ждал его в машине у подъезда собственного дома Грега. Это было необычно хотя бы потому, что Майкрофт, не опускаясь до объяснений, всеми возможными способами избегал показываться в окрестностях его квартиры. Но, видимо, это больше не имело значения.

— Тебя попросили укоротить мне поводок? — спросил Грег, садясь в машину.

— Не будь идиотом.

Грег помолчал несколько секунд, затем медленно кивнул.

— Хорошо. Ты стоишь за всем этим. Так теплее?

— Теплее, — согласился Майкрофт. — Я предупреждал тебя, чтобы ты не лез.

— Предупреждал? — Грег едва не задохнулся от возмущения. — Мимоходом брошенная фраза «что за хернёй ты занимаешься» — это у тебя называется «предупреждал»?!

— Я сказал тебе в самый первый вечер, когда ты вернулся из Дорсета, что это дело тебя разочарует.

— Не многим лучше.

— Ты правда не понимаешь, во что вляпался, или прикидываешься дурачком? — почти прошипел Майкрофт, резко наклоняясь к нему, и Грег понял, что никогда ещё не видел Майкрофта таким злым. — Ты даже не представляешь, чего мне стоило вывернуть это дело так, чтобы всё закончилось благополучно.

Грег открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент его накрыло осознанием. Весь этот хаотичный поток информации, в котором он никак не мог разобраться, столь вовремя подвернувшийся убийца с готовым признанием, талантливо написанным для него умелой рукой — всё это был Майкрофт. И это означало, что Стэн Лукас окажется на скамье подсудимых, а затем и за решёткой, не по вине каких-то абстрактных злодеев в военной форме, а лично по вине Грега Лестрейда, слишком уж отчаянно пытавшегося докопаться до никому не нужной истины.

— Сколько вы ему заплатили? — спросил он наконец.

— Достаточно.

— Достаточно... — Грег коротко рассмеялся. — Ты правда думаешь, что какая-то сумма может быть достаточной?

— Ищешь виноватых — начни с себя, — холодно ответил Майкрофт.

Грег снова кивнул.

— Да. Хорошая идея. Так и сделаю.

Он открыл дверцу машины и вылез наружу.

— Можешь сказать своим людям, что я больше не опасен. С меня довольно. И это, — он достал из кармана ключи от квартиры Майкрофта и швырнул внутрь салона, куда-то под ноги, — твоё.

Майкрофт даже не пошевельнулся. Грег резко захлопнул дверцу и пошёл прочь. Машина с Майкрофтом тронулась почти сразу.

Смс от Антеи пришло, когда успел сделать всего несколько шагов.

«Он беспокоился за тебя».

«Мне срать».

Следующее смс пришло едва ли не быстрее, чем Грег успел получить отчёт о доставке своего ответа:

«Он беспокоился за тебя».

Грег выдохнул, убрал телефон в карман. Пройдя ещё два шага, вытащил его и всё-таки ответил:

«Он мог бы об этом сказать».

Ответ Антеи снова был молниеносным:

«Он не умеет».

«Это не мои проблемы».

Антея молчала удивительно долго. Грег несколько раз проверял телефон, дожидаясь сообщения, но ничего не приходило.

И лишь спустя долгих две минуты она написала:

«Как хочешь».

У Грега почему-то возникло нестерпимое желание разбить телефон. Да, он не хотел, чтобы это были его проблемы. Он вообще больше не хотел ничего, что было бы связано с Майкрофтом Холмсом. Довольно.

И тем не менее глубоко внутри сидела мысль: он же знал, с кем связывался. И почему-то всё равно на это пошёл.

Грег достал телефон и начал набирать новое сообщение. Только адресатом была уже не Антея.

@темы: R - NC-17, БИ-5, команда "Опасная бритва", Перевод или фик. Драма/ангст

---

фик "Холодные руки", Шерлок Холмс Гая Ричи, ШХ|ДУ, PG-13, драма

[Cutthroat razor]

Название: Холодные руки
Автор:  whisky & soda
Бета:  х_любимая_х
Версия "Шерлок Холмс" Гая Ричи
Размер: мини, 7026 слов
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс, Джон Уотсон, оригинальные персонажи
Категория: джен
Жанр: драма с элементами кейса и мистики
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Только истинные дети империи знают правду. У нас, знаете, климат такой, подходящий для призраков. Полюбилась им Англия.
Дисклеймер: Данная информация принадлежит правообладателям. Но кто сказал, что мы ею не воспользуемся?
Примечание:

Спойлер.

В тексте использован рассказ "Сиятельный клиент". Работа выполнена командой "Опасная бритва" для Большой Игры-5.
Тема задания: Перевод или фик. Драма/ангст. Викториана
Размещение: только с разрешения автора
Скачать: AO3

— Много чего говаривают о призраках. Чушь! Несусветная околесица. — Старик потряс головой. — Эта сумасбродная молодежь много себе воображает: надышится опиумными парами, а потом прыг — и сразу в медиумы. Не видали они настоящих привидений. — Он пристально посмотрел на каждого из собеседников и поджал губы.

— Милейший, говорите так, как будто их сами встречали, — ухмыльнулся мистер Блант, молодой человек, то ли студент, судя по годам, бледности щек и потертому, но тщательно вычищенному пальто, то ли какой-нибудь клерк, чудом попавший в вагон первого класса. Он вертел в руках портсигар с выгравированным именем и нервно облизывался, видимо, подавляя в себе желание закурить.

— Еще бы, — самодовольно кивнул старик. — Англия кишит ими.

— Байки и выдумки, — раздалось фырканье, — шарлатанство по большей мере.

— И в самом деле, — старик пожал плечами, — но это прикрывает правду. Есть одна мудрая мысль: если хочешь хорошенько припрятать истину, положи ее на самом видном месте. Поживете с мое — узнаете.

Джентльмен в добротном костюме, с тростью и усами, какими мог бы гордиться любой англичанин, расплылся в улыбке. Он многозначительно посмотрел на скептика, сидевшего рядом. Тому явно было скучно: он то вздыхал, то ерзал, то замирал, выпадая из разговора, а потом вздрагивал, моргая, и с упреком взирал на своего соседа, будто бы тот его ущипнул. Странная парочка: приличный джентльмен, типичный англичанин — и совершенно неряшливый нервный тип с взъерошенными волосами, пятнами чернил на пальцах и дыркой на пиджаке с неоттертым мелом с манжет. Закутанная в черную плотную ткань вдова, больше похожая на истукан с острова Пасхи, чем на живого человека, с осуждением покосилась на него.

— Так расскажите, как же вы встретили привидение? — холодно попросила она. Говорила вдова неохотно, каждый раз делая глубокий вздох перед фразой. Она прикрывала глаза, будто бы вспоминая, как шевелить губами. А потом с наслаждением замолкала.

— Первый раз был в детстве, — довольно начал старик, только и дожидавшийся просьбы, он сцепил пальцы на колене и улыбнулся: — Был у меня один дядюшка, жуткий пройдоха, балагур, весельчак, ловелас, ни одной юбки в деревне не пропустил. Сколько он оставил наследников, кто знает. Главное — жалоб-то и не было. Девицы сами были горой за него. Хотя больше женского пола он любил хорошенько выпить. Даже коллекционировал вина. Точнее, пытался. Алкоголь у него не хранился долго. Поэтому он оставлял бутылки как трофеи. Много чего можно было найти в его коллекции. Как-то и мне стало любопытно, но из подвала меня за ухо вытащил отец, боялся, что плохие привычки заразны. И вот однажды дядюшка умер. Решил он принять ванну из домашнего вина, да и захлебнулся. Думаю, он был счастлив такому итогу. Да простят меня дамы, но это было лучше, чем скопытиться в чьей-нибудь постели. — Старик хохотнул и подмигнул молчаливой юной леди, незаметно присоединившейся к ним. Та нервно улыбнулась, дернув уголками губ, но не покраснела. Вдова возмущенно вздохнула.

— Скорбела вся деревня, — продолжил старик. — Хотя, наверное, отцы и матери юных прелестниц возносили молитвы Господу с покаянием. Слишком уж явно на их лицах было написано облегчение. Похоронили его, отпели, все как полагается провели. Отец позаботился. По пути у лошади слетела подкова, и какое-то время мы провозились с ней, выискивая кузнеца. Когда добрались-таки до дома, первым нас встретил покойный дядюшка с вопросом, где нас носили черти, и бутылкой вина. Отец специально привез из города какой-то редкий сорт. Все-таки любил он брата. В общем, дамы в истерику, обмороки да за нюхательные соли, а отец — за ружье. А дядюшка взял и исчез. Вместе с бутылкой вина, естественно. До сих пор в той деревне рассказывают про него. Любит один местный призрак наведаться в паб в день поставки выпивки да дамочек хлопать по… турнюрам.

— Занимательный случай. Я тоже слышал подобные истории, когда мертвецы заявлялись на собственные поминки. — Мистер Блант убрал портсигар во внутренний карман.

— А я балладу такую слышал, — вмешался скептик. — Народное, знаете ли, творчество.

— Вы ее пели, — начало было приличный джентльмен, но осекся.

— Фантазия на тему, как я и сказал. Как ваше имя, молодой человек?

— Сигерсон, профессор Сигерсон. — Скептик откинулся на край дивана и поерзал, удобно устраиваясь и пододвигая коленом своего соседа. Тот не сдвинулся ни на миллиметр. — Майор Вуд, — он ткнул пальцем в плечо джентльмена, — мой компаньон.

— О, так вы не англичанин. — Старик по-доброму улыбнулся и снисходительно добавил: — Тогда я не удивляюсь вашему скептицизму. Только истинные дети империи знают правду. У нас, знаете, климат такой, подходящий для призраков. Полюбилась им Англия.

— Мертвецов везде хватает, — мрачно заметил Сигерсон.

— По статистике, мертвых больше, чем живых, — вмешался тучный господин, устроившийся на небольшом табурете. С самого начала разговора, изрядно раздражая вдову, он бродил по салону туда-сюда. Но тут замер, прислушался — и вслед за остальными пассажирами, собравшимися после обеда для отдыха, затих, затаив дыхание.

— Но я бы многое отдал, чтобы хоть раз в жизни увидеть призрака, — мечтательно произнес он. — К слову, мистер Освальд, мебельная компания «Освальд и сыновья», вот. — Он вытащил из кармана несколько визиток и положил на небольшой столик в центре.

— Только к этим шарлатанам-медиумам не ходите, не тратьте свое время и деньги. Джордж Тиррел, полковник в отставке. — Старик приложил ладонь к сердцу и кивнул дамам. — Потому что уж чего не дано нам, англичанам, так это по своему желанию вызывать духов. Нет в нас той силы, что заложена в индийцев, к примеру. Знавал я одних ребят из культа Кали. Кровь стыла в жилах от их выкрутасов. Один даже взял и взлетел в воздух, — старик оглядел своих слушателей, — прямо на пороховой бочке.

Мистер Блант закашлялся, краснея и пытаясь скрыть смех. Зато толстяк разразился хохотом — смеялся он с чувством, закинув голову назад, громко вдыхая и выкашливая воздух, словно старый паровоз.

— А вы бывали в салоне у мадам Уайт? — словно признаваясь в страшных грехах, прошелестела вдова. Она сильнее выпрямилась, вытянувшись в струну.

— Первый раз слышу это имя.

— О! Это нашумевшая история про научные доказательства спиритизма, — закатил глаза Сигерсон. — А все дело в том, что ученого, которого вызвали для разоблачения шарлатанки, просто обвели вокруг пальца.

— Мадам Уайт — превосходный медиум. Она помогла мне связаться с моим покойным мужем, — продолжала шелестеть вдова.

— Набор стандартных фраз, — фыркнул мистер Сигерсон. — Дорогая, я так тебя любил. Нет, я никогда не изменял тебе. Все это были интриги нашей горничной. Никакой фантазии. То ли у призраков, потому что они люди, то ли у медиумов, потому что они люди и шарлатаны.

— Она помогла найти его настоящее завещание, — раздраженно продолжила вдова, косясь на неряшливого скептика.

— Потому что по первому все предназначалось не вам? — Мистер Сигерсон склонил голову к плечу.

— Это непозволительно… — Вдова глубоко вздохнула и закашлялась.

— Не успел сказать, этот ученый потом женился на вертихвостке. Она по-прежнему мадам Уайт? Знавал я и другие ее имена, — флегматично продолжил скептик.

— Вы служили в Индии? — Не обратив внимания, что наступил на ногу мистера Сигерсона, джентльмен с тростью с интересом наклонился вперед.

— То были славные деньки. — Старик хлопнул себя по колену. Он приосанился, вновь почувствовав себя в центре внимания. — Правда, увез я оттуда не медали и славу, хотя и этого было достаточно. Моя жена — индианка. Та еще старая ведьма теперь. — Он вновь кивнул дамам. — Но призраков я там не встречал. Исключительно в Англии.

— Расскажите же нам еще что-нибудь, — потребовал мистер Освальд.

— Что ж, другая моя встреча произошла незадолго до отправки в Индию. Честно говоря, после истории с дядюшкой я был несколько расстроен: неужели это моя единственная встреча с привидениями, думал я. А потом, однажды на вокзале ко мне подошел человек с большим чемоданом…

— Мадам Уайт?

— Ирэн Адлер. Она так развлекалась между третьим и четвертым мужем. Заработала целое состояние на спиритических сеансах, помогла нескольким вдовушкам обрести наследство. Так и вижу «Ирэн Адлер, медиум. Консультирование по загробной жизни. Общение с умершими. Помощь в маленьких домашних вопросах». — Холмс почесал подбородок.

— Не думаю, что желаю познакомиться с ней поближе. — Уотсон закрыл купе и со вздохом опустился на сиденье. — Сигерсон и Вуд?

— Еще пару лет назад я внес ее имя в каталог. Вы не читали? — Холмс укоризненно посмотрел на друга. — Пока мы в поезде, предпочитаю сохранять инкогнито. Иначе будет слишком много шума вокруг. Знаете же, Уотсон, у меня пропала брошка, муж, кот. Я думаю, моя дочь встречается с прохвостом, а соседи по купе — фальшивомонетчики. Тем более, Уотсон, у нас есть дело! Серьезное дело. — Холмс заложил большие пальцы рук за подтяжки и очень серьезно посмотрел на Уотсона.

— Серьезно, фальшивомонетчики?

— Этот ужасный ребенок слишком много рисует — очень опасное занятие. Вы, должно быть, видели его. Семья заняла крайнее купе. Отец не знает, что для натуры тот вытащил его выигрыш со скачек, припрятанный от жены. Не кажется ли вам, что это семейная патология? Наш полковник, который славился особой жестокостью в Индии, но вернулся героем и верным мужем, да вдовушка, подделавшая завещание супруга. Еще один сосед не показывает носа из своего купе: то ли болен, то ли затворник. Немного интригует, не правда ли? Думаю, наши очаровательные собеседники уже тихо пошептались по его поводу. Но, конечно же, кондукторы знают больше. Кстати, один из них слишком сентиментален: хранит старый медальон. Он постоянно прикасается к нему, проверяет, на месте ли он. Цепочка новая, а вот медальон старый и дешевый. — Холмс вытянулся на сиденье и скинул с ног легкие туфли, которые использовал как домашнюю обувь. — У нас исключительно скучные соседи, Уотсон.

Он не потрудился захватить с собой одежду: вышел из дома в чем был. Уотсон же сложил свои вещи, договорился с миссис Хадсон, оставив объявление для своих пациентов. И прибыл на вокзал за пять минут до отправления поезда, где его уже поджидали и Холмс, и сержант Кларк в новой форме со слишком тесным воротничком.

— Семейная реликвия? Досталась по наследству. Быть может, мать умерла недавно или сестра, потому он и прикасается часто к нему: не привык носить и горе слишком свежо. — Уотсон пожал плечами.

— Вы не находите, друг мой, что мое общество делает вас умнее?

— Ваше общество делает мою жизнь более рискованной.

— О, комплимент от вас, — Холмс потер ладони друг о друга, — но всего один за день. Любопытно, это щедрость или скупость?

— Дело, Холмс. У нас есть дело. Мы прибудем за два часа до суда. Вы уже знаете решение?

— За два часа можно развязать войну, неплохо поживиться на улице и проиграть целое состояние. Майкрофт, кстати, за это время проходит расстояние от своей спальни до гостиной на первом этаже, а вот его дворецкий…

— Итак, дело сельского душителя. — Уотсон зашелестел газетой недельной давности.

— Кто придумывает эти названия?

— Четыре жертвы, задушенные украденными шарфами, морской узел и бахвальные письма в полицию. Затем трехлетнее молчание — и вот новая жертва и чистосердечное признание. Его замучила совесть?

— Возможно, возможно. Что вы думаете о молчании?

— Я не верю, что такие типы останавливаются. Это сродни алкоголизму, пристрастию к опиатам…

— Или любви к играм.

— …для прекращения которой нужна либо железная сила воли, либо серьезное вмешательство.

— Или забрать кошелек, — флегматично вставил Холмс.

— …Например, он мог быть пойман на другом деле и сесть в тюрьму. Например, за кражу.

— Другое дело, да. Уотсон, вы должно быть польщены. Сегодня я делаю вам комплиментов больше, чем вы мне.

— Но, возможно, дело не в этом. — Уотсон взял папку со стола. Полиция щедро снабдила их данными о деле: сержант Кларк торжественно вручил папку с аккуратно подшитыми, пронумерованными документами с комментариями шотландского инспектора, поймавшего преступника. «Мой поклонник», — прокомментировал Холмс.

— Вы читали заключение врача?

— Я до сих пор чувствую запах спирта и невежества, которым он пропитан. — Холмс вытянул ноги вверх и пошевелил пальцами.

— Незажившая травма плеча — разорванное сухожилие. Быть может, это причина долгого перерыва. В отчете написано, что он работал в порту. Не рассчитал свои силы, поднял слишком тяжелый груз. И вот результат. — Уотсон отложил заключение. На его взгляд, оно пахло рыбой.

— Тогда как, по вашей теории, он совершил новое убийство?

— От подобных психических расстройств сложно избавиться самостоятельно. Почти невозможно. Быть может, девушка пробудила в нем прежнее стремление убивать. Он сорвался, несмотря на травму.

— Поэтому он задушил ее веревкой.

— Первое, что попалось под руку. — Пожал плечами Уотсон. — К тому же в отчете сказано, что веревка крепилась к балке в амбаре. Можно сказать, он ее повесил, а не душил лично.

— Итак, способ убийства и его момент. Одно противоречит другому.

— Отчего же?

— Уотсон. — Холмс перевернулся на бок, подложил сцепленные ладони под щеку. — Спонтанность желания, по вашим словам, и подготовленность места преступления. Не сходится. — Детектив смотрел на своего друга как на эксперимент, который не хотел идти по правилам. Уотсон скрестил руки на груди.

— Допустим, он угрожал девушке, приставил нож, револьвер к ее боку и так привел в амбар. Люди могли подумать, что они влюбленная парочка. Там он ее связал, но задушить своими руками не смог. Вот и повесил.

— А потом тут же сознался, стоило полиции допросить его. Хотя он был просто свидетелем. Нет, мой дорогой друг, здесь есть что-то еще. Думайте.

— Мне сложно делать какие-либо выводы на основе отчетов и газетных вырезок. В конце концов, тут слова других людей. Я бы послушал самого убийцу, своими руками провел бы вскрытие, со свидетелями бы поговорил.

— Что еще раз доказывает, что вы практик, Уотсон, чистый практик. Как и большинство людей. Что, в принципе, гораздо лучше необдуманных теорий. Думайте, сопоставляйте, анализируйте. Представьте, что вы за любимым игровым столом и знаете карты противников, — детектив ткнул пальцем в папку, — делайте выводы.

— А каковы ваши предположения, Холмс?

— О, мой друг, кстати, вы помните, скоро будет год с момента нашего знакомства? Казалось бы, за это время вы должны понять: я не делаю предположений, не строю догадок и не делюсь непроверенной информацией.

— Из чего следует, что вы напали на след, но для эффектного выхода вам не хватает лестницы на сцену. — Уотсон подпер подбородок тростью.

— Потому что я не только практик, я теоретик. И гений, несомненно.

— И вы разгадали это дело только по этим бумагам.

Холмс шмыгнул носом.

— Этого более чем достаточно, мой друг. Я вижу те же самые карты, что и вы, но в то же время я вижу больше. Это только правильное умение обращаться с информацией как с лекарством. Оно может излечить, может убить, может просто не подействовать. Как врач, вы должны разбираться в этом больше меня. Нужно читать между строк, видеть то, что свидетель проговаривает как незначительную деталь. Потому что свидетели — люди, и их показания полны собственных домыслов, основанных на жизненном опыте. Так что не то чтобы они врали или специально скрывали информацию, но… Это люди, мой друг. В общем, очень по-человечески.

— Хорошо, Холмс. Вы знаете разгадку этого дела. И у меня к вам два вопроса. Какого черта вы разыгрываете весь этот спектакль, когда в пути может случиться что угодно?

— Слишком широкое понятие «что угодно», — пробормотал Холмс.

— Вы понимаете, что от ваших знаний зависит приговор человеку? Если вы знаете, то почему не сообщили сразу же? И второй вопрос: какого черта мы тогда здесь делаем?

— Ш-ш-ш, на самом деле до того момента, как мы сели в поезд, я не знал, что за нашим игровым столом есть еще один игрок.

— И это вы мне говорите, что у нас одинаковая информация? — мрачно уточнил Уотсон.

— О, друг мой, несмотря на всю серьезность карт, они станут только подпоркой для виселицы, хотя они способны наделать много шума и затронуть вашу сентиментальную душу. — Холмс запустил руку под подушку, вытащил книгу и протянул ее Уотсону.

— Книга о ведении домашнего хозяйства миссис Битон? О! — Доктор пролистнул пару страниц: вместо традиционных рецептов и советов женщинам в переплет были аккуратно вшиты газетные статьи и объявления, пространные письма и короткие записки, фотографии.

— Отравление юной аристократки — я читал об этом в газете. — Уотсон перевернул лист. — Семейная трагедия: родители поместили свою дочь в госпиталь для душевнобольных. Светский прием. Самоубийство. Открытие картинной галереи. Побег наследницы из-под венца. Премьера спектакля. Скандал на аукционе. Что это, Холмс?

— Это карты нового игрока, мой дорогой друг. Все, что он смог вытащить из колоды. Кстати, очень показательная подборка информации.

— Холмс.

— Ну же, Уотсон, думайте.

— Предсмертная записка, тайное письмо подруге, фотографии, фотографии. — Доктор захлопнул книгу. — Это все трагические случаи с юными леди. А с другой стороны, заметки о светской жизни, аукционах, галереях, громких премьерах. И это не обратная сторона газетных вырезок.

— Вы наблюдательны, только пропустили парочку замужних дам.

— Итак, кто-то собрал целую коллекцию трагедий и светских событий и прислал их вам. Хм. — Уотсон открыл наугад страницу. — Юная мисс Салливан трагически утонула. Она была прекрасной пловчихой, и нет ни одного свидетеля, кто бы рассказал о случившемся. Родственники в недоумении и шоке. Мисс Салливан была счастлива и влюблена. Через три месяца должна была состояться ее помолвка с одним богатым джентльменом. Это случилось 14 июля 18** года. В течение всей недели этого нетипично жаркого месяца в Лондоне будет происходить выставка китайского сервиза. — Уотсон задумчиво посмотрел на Холмса. — То есть эти события произошли в одно время, так? — Он нахмурился и выбрал наугад еще страницу, чтобы проверить свою догадку. — Так кто прислал вам это?

— Кондуктор передал мне их. Сказал, что какой-то джентльмен, которого он, конечно же, хорошо запомнил, заплатил ему за это.

— И это все имеет отношение к нашему делу, к суду, за два часа до которого мы прибудем?

— Определенно.

— И вы уже размотали этот клубок загадок.

— Вы повторяетесь, друг мой.

— Так какого черта?

Холмс улыбнулся.

— Я просто подумал, что вам стало скучно.

— Но если мертвецы способны выходить из своих могил и преследовать обидчиков, то почему так много несправедливости остается безнаказанной? — шелестела вдова.

Она сменила платье, и новое было таким же черным и чопорным, как и предыдущее. Но в этот раз вместо изящного кружевного платка вдова намертво вцепилась в грелку, пряча ее под вуалью и прижимая к животу. Она тихо шелестела что-то о холоде, возможно, ругаясь и взывая к совести железнодорожной компании. И это, как и слегка сгорбленная спина, делало ее более человечной.

— Кстати, ведь именно про это писали греки, — вмешался торговец мебелью.

— Этот мир просто несправедлив, таков закон. Он распространяется на мертвецов, — пожал плечами полковник. — К тому же как мало мы знаем о мертвецах.

— Не совсем, у греков были богини возмездия. Немезида, эринии. Сложно назвать их призраками. — Мистер Блант вновь вертел в руках портсигар. На его щеке красовался пластырь.

Второй вечер подряд они собрались в салоне после вечернего чая. Получилось это случайно.

— А быть может, однажды человек научится вызывать духов с такой же легкостью, с какой он отправляет телеграммы в какое-нибудь графство. — Торговец мечтательно улыбнулся.

Вдова дернулась.

— Я слышала про невидимые волны, эфирные силы, которые могут распространяться на большие расстояния. Может, это и есть открытие невидимого нам мира?

— Возможно, возможно, — довольно ухмыльнулся полковник, — я думаю, что вся эта беготня вокруг говорящего телеграфа Белла приведет нас прямо к этому. Потому что вся Англия пропитана призраками. А они говорят про какие-то волны сквозь пространство.

— Но это все материальное. Я читал «Книгу духов» Кардека, и он пишет о перевоплощении, реинкарнации как миссии обогащения собственной природы или же искуплении грехов. И духи есть не что иное, как божественное явление. А все эти разговоры о мстящих призраках или привидениях, которые не могут оставить наш мир, не кажутся ли они вам вещами иного порядка? — У мистера Бланта заалели уши. Он откашлялся и облизнул губу.

— Кардек ошибся, — отмахнулась вдова, — об этом писали. Духи опровергли его теорию.

— Надо же, какие активные духи, — хмыкнул Сигерсон из своего угла.

— А вы же профессор, — подался вперед торговец. С его носа съехало пенсне, и он забавно нахмурился, сморщив переносицу, чтобы удержать его от падения. — Что вы думаете о призраках?

— Я химик и верю в то, что могу доказать. В материальное.

— А как же эфирные волны? Получается, что вы не верите в них?

— Отчего же, вполне себе доказуемое физическое явление. — Сигерсон зевнул.

— Однажды, когда мы научимся контактировать с миром мертвых, к вам на огонек зайдет кто-нибудь вроде Генри Кавендиша, вот бы увидеть ваше лицо. — Блант легко поклонился, обозначая шутку.

— Боюсь, он будет обескуражен больше, ведь прогресс зайдет так далеко. — Сигерсон дернул уголком губ, обозначая улыбку.

— Вы думаете, что после смерти нельзя быть в курсе событий? — Мистер Освальд поежился. — Кажется, здесь становится холодновато, — пробормотал он, улыбнувшись.

— Ну, если призракам есть дело до мелочных обид, думаю, они и в лабораторию к какому-нибудь ученому способны наведаться. — Полковник пожал плечами.

Торговец неловко поднялся, расправляя разъехавшиеся полы пиджака, и дотянулся до ленты звонка.

— Думаю, без грелок мы все превратимся в ледяные изваяния, — пояснил он.

— Да уж. Мисс, быть может, вам попросить плед? — участливо спросил мистер Блант у юной леди. Та сидела в легком платье, фасон которого вышел из моды лет десять назад. Наметанный глаз с легкостью бы определил, что платье с чужого плеча и деревенского стиля, который вовсе не пристало видеть в вагоне первого класса. Но вдова считала себя женщиной прогрессивных взглядов — она промолчала, стараясь не смотреть на странную молчащую пассажирку.

— Благодарю, — голос у юной леди оказался совсем обычным, ни заиканий, ни шепелявости, она выговаривала «р», хотя по ее молчанию можно было предположить обратное, — но не стоит. Я совершенно не замерзла. — Она улыбнулась. И мистер Блант вздохнул про себя с облегчением: он был не прочь поухаживать за обычной девушкой.

— Вот это я называю закаленная молодежь, — полковник потряс кулаком в воздухе, — не то что трепетные создания, падающие в обморок, мучимые странными болезнями. Правда, вас, дорогуша, я чуть было не принял за призрак. — Он подмигнул. — Знаете, есть такая примета: некоторые призраки не могут заговорить первыми. А вы так таинственно молчали. У вас чудесный голос.

— Да-да, — торговец аккуратно опустился на край сиденья, — совершенно чудесный. Скажите, вы встречали привидений?

— Нет, — девушка покачала головой, — ни разу, и я не знаю, как бы я испугалась, встреть привидение. Полковник, вы кажетесь мне героическим человеком. Вы трижды встречались и разговаривали с призраками и не испугались.

— О, милое дитя. — Старик расплылся в улыбке. Расчувствовавшись, он аккуратно дотронулся до руки юной леди. — Вы чертовски приятно льстите мне. По правде сказать, в первые два раза я был слишком юн и глуп, чтобы испугаться. А к третьему считал такие встречи самим собой разумеющимся. — Он аккуратно сжал ладонями кончики пальцев и выпрямился. — Как ваше имя?

— Мисс Элиза Кингли.

— Чудесное имя, — пробормотал мистер Блант.

— Дева Мария, если б не знал, подумал бы, что я еще раз встретился с привидением, — бормотал полковник, протискиваясь мимо Уотсона в коридоре.

— Отчего же? — спросил доктор ему в спину.

— Она ледяная. И я прошу меня извинить за грубые слова в адрес юного создания. Но с этими призраками всегда так, не всегда понимаешь сразу, кто перед тобой. — Полковник вздрогнул. — Доброй ночи. — И, не дождавшись ответа, зашел в свое купе.

— Возможно, все дело в кровообращении, — пожал плечами Уотсон. Он задвинул за собой дверь и зевнул.

— Возможно, дело в том, что юная леди действительно замерзла, — пожал плечами Холмс.

Он растянулся на сидении, держа книгу миссис Битон на коленях.

— В салоне, конечно, сегодня было прохладно из-за открытого окна. Но в купе тепло. — Уотсон нахмурился. — Или вы намекаете, что она пробралась в первый класс из… — Он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону хвоста поезда.

— Я ни на что не намекаю. Но по вашей задумчивости сегодня могу точно сказать: у вас появилась идея. Выкладывайте, это интересней.

— Действительно. — Уотсон сел напротив Холмса, сцепив пальцы в замок. — Мне пришла в голову мысль. Не без вашей помощи, конечно же. А что, если убийц было двое? Что, если первый убийца виновен в смерти тех трех женщин, которых задушили шарфами? А в Эдинбурге произошло совершенно другое преступление. Правда, непонятно почему эти убийства связали воедино. Только из-за удушения? Но первые три произошли в Лондоне, а четвертое — в Эдинбурге. В Лондоне женщин задушили в собственных постелях, а здесь у нас амбар. Быть может, полицейские, — Уотсон поморщился, — перестарались на допросе. Или же преступники знают друг друга, и второй почему-то решил взять вину на себя. Почему, вот в чем вопрос.

— Браво, мой друг. — Холмс выглядел довольным. — В моем обществе ваш ум расцветает. Хм, надо взять на заметку. Быть может, стоит провести эксперимент по моему живительному влиянию на мозг окружающих.

— Учтите: я не буду спасать вас от разъяренных подопытных, — хохотнул Уотсон. — Итак, я прав?

— Да, и можете не беспокоиться. Как только пришло сообщение из Эдинбурга, я тут же телеграфировал, что человек виновен, но это разные преступления. Так что нам нужно будет выяснить, связаны ли убийцы между собой. Хотя вы не усмотрели третий вариант.

— Какой?

— Быть может, эдинбургский убийца решил прикарманить себе чужую славу. Что вряд ли, но я ожидал услышать это от вас. — Холмс расплылся в улыбке.

— Опять эти ваши намеки, — зевнул Уотсон. — Вы вполне бы и сами смогли съездить в Шотландию, чтобы поговорить с преступником.

— Бросьте, Уотсон, вы бы умерли от любопытства и обиды, лиши я вас этого занимательного дела.

— Нет ничего занимательнее сна, который я собираюсь посмотреть.

— Скука. И вы храпите.

— Идите к черту или на крышу, если я вам мешаю. — Уотсон громко зевнул и растянулся на сиденье. — И храпите вы.

— Я не могу храпеть, я не сплю.

— Дома, я слышал. Ваш храп перекроет пушечный выстрел.

— Хм.

— Ради всего святого, Холмс! Миссис Хадсон выставит нас за дверь вместе пушкой.

— И вам доброй ночи, доктор.

— Доброй.

— Уотсон… Уотсон, вы уже спите? Проснитесь, Уотсон!

— Холмс, господи, что-то случилось?

— Я тут подумал, Уотсон, а что если миссис Хадсон — привидение?

— Что?!

— Она появляется, и исчезает, и вновь появляется. И все это в самый неподходящий момент. Любопытно, она отражается в зеркале? Мне кажется, Глэдстоун на нее странно реагирует. Очаровательно.

— Я убью вас, Холмс.

— Если однажды я встречу призрака, я прогоню его зонтиком. — Вдова передернула плечами.

— Помнится, вы очень даже желали разговора со своим мужем — или вы его тоже? Зонтиком? — усмехнулся Сигерсон.

К общему неудовольствию, он притащил с собой трубку. Он то размахивал ей, выписывая пассы руками, то ударял мистера Вуда, то прикладывал к носу. В этот раз он был прилично одет. Правда, костюм походил на тот, в котором в первый день был мистер Вуд. Но вдова промолчала.

— Это был контролируемый процесс. Мой муж не выбирался из могилы и не являлся в неурочный час. — В ее голосе звучало превосходство.

— Еще бы, да он был рад уйти на тот свет, — проворчал Сигерсон.

— Определенно, мистер, его и при жизни было не столкнуть с дивана. Думаю, теперь он счастлив. Мадам Уайт, кстати, это подтвердила.

— Гореть мне в аду, если я усомнюсь в этом, — хохотнул Сигерсон.

Полковник закашлялся, отворачиваясь и краснея.

— Ваш муж счастливчик, — прохрипел он.

— Несомненно. Но я думаю, что все эти призраки, о которых вы рассказывали, они несчастны. Иначе что еще могло бы держать их рядом с живыми?

— Да, в этом есть логика. Хотя тот призрак с вокзала, он ведь просто не мог найти дорогу на свой поезд.

— А вдруг есть еще и призрачный поезд? — воодушевился торговец. — А кто-нибудь еще встречал привидений? Или слышал о них? Мисс Кингли?

— Одна старуха на рынке рассказала мне странную историю в детстве, — выдохнула она. — Только не знаю, было ли это выдумкой или правдой. Но именно с тех пор я боюсь призраков.

— Так расскажите нам ее. — Полковник дотронулся до ее руки. — А то мои истории подходят к концу, и скоро я всех вас замучаю старыми армейскими байками. — Он выпрямился и потер ладони друг о друга.

— Это случилось в одном старом имении к югу от Лондона. Не буду называть вам имен и мест, это не играет роли. В тот дом изредка наведывался помощник хозяина да пара слуг, но большую часть времени он пустовал. Разве что мальчишки на спор пытались проникнуть внутрь. Храбрость проверяли. — Мисс Кингли грустно улыбнулась. — И вот однажды всем объявили: дом не будет больше пустовать, туда со своей молодой женой возвращается сын хозяина. И всем было любопытно посмотреть на них, но никто не увидел, как они вернулись. Просто появились однажды, навели порядок, наняли слуг из числа деревенских и зажили. Надо сказать, новый хозяин был красив. Пусть что женат, но многие девицы засматривались на него, мечтая о подобной партии. А вот жену его редко видели. Говорили, болела. А потом и вовсе тихо умерла. А потом умерла еще одна девица, дочь кузнеца. Сгорела как спичка. Через месяц — другая. На другой неделе утопилась одна замужняя дама. Муж у нее был лютый. Подозревали, что он виноват — довел несчастную. Правда, говорили, что и за ее душой был грех. Но была ли в тот момент разница, все и забыли. Похороны шли за похоронами, и деревня окрасилась в несмываемый траурный цвет. Кто-то шепнул, что это проклятие. Кто-то добавил, что все из-за молодого хозяина. Мол, он привез эту заразу к ним. Собрались мужики, взяли вилы и пошли к поместью. Хотели поговорить да выяснить все. Только никого они не нашли в доме. Тот и вовсе развалился — крыша обрушилась — словно в нем никто и не жил, исчезла прислуга. Обломки стен окутывала паутина. И только хозяйский пес, намертво привязанный во дворе, скулил от голода. Его и убили. Мало ли. А дом, что осталось, подожгли. Костер горел до самого утра. А днем нашли мертвой дочь лекаря. И люди решили уйти, оставить все и сбежать с проклятого места. Только долго еще они за собой оставляли могилы мертвых девиц и жен. А когда убежали, узнали, что старый хозяин поместья был давным-давно мертв. И сын его мертв. Убили его на дуэли. Охоч был до женского наивного сердца и чести. Отец от него отрекся, похоронил как нечестивого на перекрестке. Только вот жена гробовщика залюбовалась прекрасным лицом умершего — да и забыла о просьбе мужа перевернуть тело лицом вниз. Ведь всем известно, если мертвец захочет выйти из могилы, он до скончания века будет вгрызаться в землю. Так что бродит он среди живых, неприкаянный и жадный до доверчивых душ.

Мисс Кингли замолчала, не поднимая взгляда. Одетая во вчерашнее платье, она по-прежнему была бледна.

— Кто-то говорит, — неожиданно продолжила она, — что мертвец предлагает юным девицам самое сокровенное, что он знает их мечты. И они отдают за них свои жизни. Кто-то говорит, что его все еще терзает похоть и он затуманивает сознание красавиц, чтобы насытиться, подобно вампиру. Но сходятся в одном: этот мертвец не разлагается, он все так же красив, как на запыленном портрете среди домашнего круга лиц. И это покупается жизнями других.

— Я слышала, — прошелестела вдова, — что таким мертвецам вбивают вязовый кол в сердце, дабы не выбрался.

Мисс Кингли кивнула:

— Да. Те, кто остались из жителей той деревни, теперь это знают. Они пока не настигли мертвеца. Но говорят, что они рядом, идут по пятам. И когда они его схватят… — Она тяжело вздохнула. — Они сделают все, что надо.

Уотсон проснулся от громкого стука. Он подскочил, оглядываясь и тут же хватаясь за трость. Холмса в купе не было.

— Что стряслось? — Подавляя зевоту от резкого пробуждения, доктор выглянул в коридор.

У соседнего купе топтались оба кондуктора. Облокотившись о стену и пожевывая кончик трубки, Холмс стоял рядом.

— Похоже, наш тихий сосед спит слишком тихо, — ответил он.

— Прошу прощения, сэр, что разбудили вас, — вздохнул кондуктор, перебирая запасные ключи от купе.

— Барон должен был сойти на этой станции, просил разбудить его, но увы. С добрым утром, Уотсон, — кивнул Холмс. — Господа, когда мы зайдем в купе, я попрошу вас ничего не трогать. Боюсь, что причина молчания вашего пассажира отнюдь не жизнеутверждающая. Я детектив, мой друг — врач. Кстати, кто-нибудь из вас может уже начать готовиться к длительной стоянке на следующей станции.

— Вы шутите, — покачал головой старший кондуктор. — Откуда вы можете знать? Вы что-то слышали?

— Я определенно что-то знаю, и вы сейчас в этом убедитесь, — пожал плечами Холмс. — Кстати, почему мы останавливались ночью? Не помню, чтобы мы должны были проезжать мимо каких-либо станций.

— Переезд, сэр, небольшая техническая неисправность. Просим прощения, что побеспокоили вас, — неуверенно улыбнулся старший кондуктор.

— Барон? — Уотсон с интересом оглядел дверь.

Из соседних купе начали выглядывать пассажиры. Запахиваясь в халаты, оттаскивая любопытных детей, они ворчали на ранний подъем. И старший кондуктор рассыпался в извинениях.

— Барон Альберт Грюнер, коллекционер книг, картин и китайской посуды, любитель арабских скакунов и один из самых наглых и порочных преступников, с которыми сталкивалась юридическая система.

— Преступник?

— Он тоже есть в моей картотеке. Вот только вина его была не доказана. Не хватило улик — свидетель погиб, и у судьи не было иного выбора, как оправдать его. Как бы сказал наш знакомый полковник, за ним тянется несмываемый кровавый след. Впрочем, он его особо и не скрывал, прикрываясь адвокатскими мантиями.

— И вы знали, что он едет в соседнем купе с нами?

— Да. Он хотел нанять меня, я отказал. Господа, проследите, чтобы никто не сошел на станции. Мистер? — Холмс внимательно посмотрел на младшего кондуктора.

Дверь щелкнула и отъехала в сторону.

— Мервиль, сэр. Джордж Мервиль.

— Отказали, — ошарашено повторил Уотсон. — Отказали, потому что он преступник. А что он хотел?

— Мистер Мервиль, пока ваш коллега успокаивает пассажиров и организовывает все остальное, можете сделать мне одно маленькое одолжение? — Холмс ласково улыбнулся. — Барон думал, что за ним следят, и никак не мог вычислить кто. Боялся за новую коллекцию сервиза. Я посоветовал ему обратиться в Скотленд-Ярд.

— Сэр? — младший кондуктор выглядел растерянно, он приложил руку к солнечному сплетению.

— Покажите нам с мистером Уотсоном ваш медальон.

— Не правда ли, барон Грюнер даже после смерти являет собой поразительный экземпляр эгоцентризма? Весь поезд вынужден ждать, пока за ним явится карета. Уотсон, я думаю, я оскорблен всеми вашими замечаниями о моем здоровом и вполне естественном самолюбии. Посмотрите на этот образец порока. — Разогнав голубей, Холмс удобно устроился на лавочке.

Уотсон вздохнул. Он вытер руки полотенцем и устроился рядом. Поезд по-прежнему стоял в ожидании прибытия полиции. Устав всматриваться в скучную безлюдную местность, поворчав на задержку, пассажиры занялись своими делами.

— Думаю, это сердечный приступ. Хотя вскрытие покажет более точно, — хмурясь, сказал доктор. — Удивительно при таком крепком здоровье.

— Древние греки сказали бы, что это проделки Немезиды с эриниями. Воздалось по заслугам. Быть может, даже в меньшей степени, чем нужно.

— Вы про оправдательный приговор?

— Это только песчинка в океане причиненных бед, мой друг, только песчинка. Вчера вы высказали дельную мысль. Убийц действительно было двое. И наш шотландский друг заслуженно получит свой конопляный галстук. Он действительно убил мисс Хоуп. Вспомните одну фразу, думаю, случайно сказанную и не замеченную. — Холмс приложил палец к губам и процитировал по памяти, слегка изменив голос: — «Мисс Хоуп была легкомысленной, гуляла то с одним, то с другим. Но в последнее время я не припомню, чтобы она с кем-то встречалась».

— И что? Это просто факт, что у нее не было любовника на тот момент.

— Наоборот, мой друг, наоборот. Мисс Хоуп не скрывала своих связей, она смеялась над ханжеством горожан, выставляя свои похождения напоказ. При этом мисс Хоуп владела салоном, в который получали приглашения избранные, и это было привилегией. Двойственная ситуация, правда?

— Но это не объясняет…

— Нет, мой друг. Это просто говорит о том, что мисс Хоуп связалась с кем-то, о ком, даже вопреки ее мнению, она не могла говорить, не могла появляться рядом и бахвалиться, издеваясь над толпой.

— И это был портовый грузчик, — с сомнением произнес Уотсон.

— Именно. Ирония, не правда ли. Мисс Хоуп кичилась связями с аристократами, обнищавшими и богатыми, молодыми и старыми. Она меняла их как перчатки. И тут влюбилась в обычного человека, недалекого, необразованного. Не из ее круга. Вспомните описание ее одежды в день смерти. Вспомните слова ее компаньонки. К тому дню мисс Хоуп готовилась специально. Да, она пошла в самый обычный паб. Но одежду для этого мисс Хоуп подобрала тщательно. «Она отвергла три наряда утром и была раздосадована этой задержкой».

— Так это было свидание?

— Определенно. Мисс Хоуп не афишировала свою связь, но частенько скрывалась от взглядов общественности. В показаниях есть чудесный момент, когда две ее подруги описывают последнюю неделю мисс Хоуп. Следствие это пропустило, но миссис Кент считала, что всю среду ее подруга провела с мисс Янг, гуляя по магазинам и выбирая мелочи для будущей свадьбы. А мисс Янг сказала: мисс Хоуп была с миссис Кент. Казалось бы, мелочь. Но вывод один: это не женская растерянность, это ложь мисс Хоуп, которая была где-то еще.

— Так почему он убил ее?

— Мы опоздаем к суду, но спросить это вы сможете лично.

— Странная ситуация, Холмс. Не кажется ли вам, что было бы логичней бахвалиться связью с простым человеком? Мисс Хоуп могла показать широту своих взглядов.

— Вы все хотите подтолкнуть меня на путь догадок и пустых теорий. — Холмс вздохнул. — Быть может, все дело было в том, что она по-настоящему влюбилась и не смогла потешаться связью с этим человеком, выставляя его как игрушку и забавный экспонат.

— А он подумал, что она стыдится его, и оскорбился. — Уотсон покачал головой. — Да вы романтик.

— Отнюдь. Во мне нет ни капли романтики. Просто уже некоторое время я изучаю человеческую натуру. К слову, вы отличный образец для изучения.

— Вы неисправимы.

— Что не должно для вас стать новостью, кстати, ровно через год нашего знакомства.

Уотсон хмыкнул и покачал головой. Он задумчиво поскреб шею.

— Но в любом случае получается, что первый убийца по-прежнему на свободе. Вы не занимались этим расследованием?

— Тогда я был в отъезде, и Скотленд-Ярд решился обойтись без моих услуг.

— А сейчас? Хотя уже как три года прошло после последней жертвы. Быть может, больше убийств не будет.

— Вы правы, но не в указании причины. Я показал вам все карты, но вы не обратили внимания. Первый убийца больше никому не причинит зла. Он мертв. — Холмс махнул рукой в сторону станции.

— Что вы имеете в виду? Что? Подождите, вы хотите сказать, что барон — первый убийца?

— Определенно. Знаете, в чем трагедия современного общества? Никто не помнит имена жертв, зато убийцы пользуются популярностью. Их образ каленым железом выжигается в учебниках, газетах, головах людей. А ведь вся разгадка была в книге. Ее автор методично, год за годом собирал коллекцию страшных фактов, он думал, сопоставлял и анализировал. Впрочем, ему было проще. Он знал, что искать и за кем следить. Правда, как я и сказал, и здесь своя ирония. Автор сузил круг информации настолько, что пропустил много занимательного. Впрочем, и его материала хватило бы для ступеньки на эшафот.

— Я не понимаю вас.

— Дело в том, друг мой, что имена всех трех задушенных женщин есть в этой книге. Вы обратили внимание, как располагается информация. Трагедия на фоне светской жизни. Но вы не заметили, отчасти из-за незнания, что все события так или иначе ведут к одной фигуре. К барону Альберту Грюнеру. Вот происходит убийство, и в это же время в этом месте проводится аукцион, на котором барон приобретает за баснословные деньги китайский сервиз. Тут семейная трагедия, и барон устраивает светский прием для меценатов в честь оперного сезона. Уничтожена репутации дочери знаменитого своими лошадьми графа, и барон Грюнер выставляет своего скакуна на бега. Общее одно: загубленные девичьи жизни и тень барона на каждой трагедии. Так что главная ошибка — считать, что в убийствах наступил перерыв. Очевидно же, друг мой, что есть множество способов прервать человеческую жизнь.

— Но если этот человек знал о бароне, собрал столько доказательств, то почему он не обратился за помощью?

— Он и обратился, — грустно сказал Холмс. — Но это было спонтанное решение, а не зов о помощи. Скорее, это было предостережение и попытка оправдания своих будущих действий. Потому что он увидел меня на перроне и испугался. Он боялся, что я помешаю его плану.

— Так, минуту. Вы сказали, что барон подозревал, что его хотят ограбить. Быть может, он заметил пристальный интерес к своим делам? От вашего… анонимного доброжелателя?

— Быть может, друг мой. Но, в конце концов, у Альберта Грюнер собрана потрясающая коллекция редких вещиц.

— И он мертв. Вы, — Уотсон сделал глубокий вдох, — вы не думаете, что это мог быть какой-нибудь неизвестный яд?

— Я подозреваю сердечный приступ. Не верю, что наш почти анонимный доброжелатель способен на убийство в ясной памяти. Скорее уж, предполагаемая жертва отобрала бы пистолет да выставила вон. В лучшем случае. Поэтому это был эффект неожиданности, совпадение многих факторов. Думаю, убийца и не предполагал такого исхода. — Холмс сгорбился, запустив пальцы в волосы. — Знаете, Уотсон, они ведь не верили в правосудие, торжество правды. Они все решили взять в свои руки.

— Они? — тихо спросил Уотсон.

— Что ж, мой дорогой друг. — Холмс выпрямился, потянулся и взмахнул трубкой, словно дирижерской палочкой. — Теперь моя очередь рассказать историю. Представьте себе юную прелестницу, быть может, чью-то наследницу, а, быть может, и нет. В нашей истории это не играет роли. Она не о деньгах. Итак, милая леди, ее красота, словно нераспустившийся бутон алой розы, она манит предвкушением будущего. В нее влюбляется знатный человек, наделенный не только богатством, красотой, но и неординарным умом. Он очаровывает деву, соблазняет ее, уверяет в прочности будущего. И та, словно бабочка, погружается в эту страсть, забывая про прежние обещания и заветы. Ведь дева, возможно, обещала свое сердце другому. Быть может, это был друг детства, влюбленный в нее, считавшийся приемлемой партией. Быть может, это была первая любовь. Быть может, просто тайный воздыхатель. Увы, наша история и не об этом чувстве. Она о страсти, похоти и чудовищной коллекции таксидермиста. Итак, проходит какое-то время, и новизна улетучивается, приводя за собой скуку, как если бы в музее была всего одна картина. Как бы прекрасна она ни была, но случается, что надоедает, если смотришь только на технику исполнения, наслаждаясь обладанием. Вы знаете, в чем беда всех коллекционеров? В том, что всегда есть другие экземпляры, которые манят своей недоступностью. Исход истории не нов. Мужчина охладевает к женщине. Он может осыпать ее прощальными подарками, но ни один из них не заменит разбитого сердца, доверия и чести красавицы. И остальное зависит от ее положения, воспитания и общества. Только вот в этой истории есть пара фигур, оставшихся на игровой доске.

— Ее предполагаемый воздыхатель?

— Да, и младшая сестра. Они тоже случаются.

— И они решили отомстить?

— Возможно. Представьте, что красавица вела дневник или писала письма, неважно. И тут подросшая сестричка, которая так похожа на погибшую, находит их. Родители оградили ее от трагедии, не посвятили в детали. Она просто знает, что сестра умерла. Но отчего тогда ее имя замалчивается, почему мать отводит глаза? Конечно же, имей она хоть каплю ума, она бы решила эту задачку.

Холмс взял лежащую подле него книгу с газетными вырезками, открыл на нужной странице и протянул Уотсону.

— Трагедия семьи Кингли. — Уотсон пробежался глазами по статье. — Старшая дочь Роджера Кингли, известного коллекционера фарфора, удалившегося в последние годы в деревню из-за слабого здоровья жены, трагически погибла. Она утонула. Никто не знает, что произошло… Элиза Кингли, — прошептал Уотсон. — Кондуктор, его медальон. В нем же фотография мисс Кингли! О боже мой, Холмс. Вы хотите сказать, что она и есть предполагаемая младшая сестра? Но… почему ее тоже зовут Элиза? Тогда получается, что она сговорилась со своим женихом и… Холмс, только не смейте мне говорить, что это совпадение. Ночная остановка, — он хлопнул себя по колену, — наверное, ее и след простыл.

— Совпадение? Не оскорбляйте меня, Уотсон. Впрочем, вы меня не слышали. Я сказал, возлюбленный. Вы обратили внимание на фотографию в медальоне? Она старая, Уотсон, как и медальон. Мисс Кингли предстала перед нами во всем своем юном сиянии. А фотография сделана давно.

— То есть младшая сестра и возлюбленный погибшей старшей сговорились? Значит, они вычислили барона и решили расплатиться с ним, потому что полиция поймала другого?

— Вероятно. Барон был могущественным человеком с многогранным и порочным умом, он с легкостью обходил закон. И тогда они решили поиграть с ним в кошки-мышки. И могу только предположить, каковы были их предыдущие действия.

— Она назвалась Элизой, — покачал головой Уотсон. — Она хотела напомнить ему о себе.

— Да уж, очень по-дилетантски. Но ведь не каждый день увидишь призрак своей жертвы. Не каждый день за дверью купе услышишь случайную фразу про ледяные руки мисс Элизы Кингли. А сколько всего прошло за кулисами? Ведь барон хорошо знал коллекцию. Возможно, у него были трофеи. Но мы пока говорим о переданной мне коллекции фактов.

— Но тогда Грюнер должен был знать о существовании младшей сестры. Он представляется мне сугубо практичным человеком, лишенным суеверных страхов. Если эта парочка пыталась его запугать, он должен был догадаться. Достаточно навести несколько справок. Действительно, удивительный исход.

— Кто знает, мой дорогой друг, кто знает. Может, и знал. Теперь это все во власти гипотез и хрупких предположений. Вы знаете, как я их не люблю. Но представьте себе на минутку другое: он испугался до сердечного приступа, потому что как раз знал — не было никакой младшей сестры. Был только мистер Мервиль, подкинувший мне материалы. Собираясь отомстить самым примитивным образом, он искал информацию годами, он думал, анализировал, готовился. Ни дневников, ни сообщников, никаких шатких предположений. И он хватался за медальон не потому, что нервничал от затеи, напоминая себе, ради кого он готовился к убийству. А потому что видел того, кого не должно быть в живых. Скажите мне, Уотсон, вы верите в привидений?

@темы: БИ-5, G - PG-15, команда "Опасная бритва", Перевод или фик. Драма/ангст

---

Драма/ангст: "Хлопок, опиум, сталь", Холмс Гая Ричи, Моран, Мориарти, R, драма, кейс

[Команда Рапира]

Название: Хлопок, опиум, сталь
Автор: МКБ-10
Бета: .Вещь не в себе, Анонимный доброжелатель Red Sally
Версия «Шерлок Холмс: Игра теней» Гая Ричи
Размер: миди, ~13000 слов
Пейринг/Персонажи: Себастьян Моран, Джеймс Мориарти, оригинальные персонажи
Категория: джен, фоновый гет, что-то вроде преслэша
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Преканон. 1881 год. Недавно подавший в отставку Себастьян Моран попадает в настоящий водоворот событий благодаря встрече со своим давним знакомым профессором Мориарти.
Дисклеймер: За каноны, оставленные в гардеробе, команда ответственности не несет.
Предупреждение: Сцены насилия и хирургических манипуляций.
Примечания: Колониальная Индия. Экономическая теория. Пластическая хирургия. И о том, и о другом, и о третьем автор имеет весьма поверхностное представления. Но автор очень старался.
1. Интересные фотографии старой Калькутты;
2. Пластика в XIX веке, наркоз;
3. Белые раджи Борнео, даяки;
4. Округа Кханджак в Индии никогда не существовало. Название выдумано;
5. Часть фактов из биографии Морана взята из романа Дональда Томаса «Смерть на коне бледном».
Тема задания: Перевод или фик. Драма/ангст
Ссылки для скачивания: docx, fb2, epub, pdf
Размещение: Только после деанона.

Сегодня он пришел поздно, девчонка успела изрядно устать и уснула едва ли не посреди их занятий, а он не стал ее расталкивать.
Она лежала на спине, чуть изогнувшись, будто даже во сне продолжала привычно и буднично соблазнять. Крошечная, пухленькая и смуглая, с девственной грудью, она тихонько посапывала и выглядела удивительно мирно. Будто здесь был ее отчий дом, впрочем, наверное, она попросту не знала другого дома.
За пестрой занавеской вновь завозилась еще одна припозднившаяся парочка, раздался пьяный мужской смех, но девчонку это не потревожило. Он медленно сел, вытянул ноги, ощутив босыми ступнями колкость циновки, и начал одеваться.
Денег было не жалко. Лата знала свое дело, с ней было хорошо, она не пугалась уродливого англичанина, как другие девушки, не пряталась за подруг. В первый раз, когда он заявился сюда, соблазнившись не столько дешевизной услуг, хотя в его положении это имело не последнее значение, сколько расположением на отшибе, относительной тишиной и покорностью девушек, не приученных выбирать, она первой подошла к нему — раскованная, как француженка, протянула маленькую ручку и дотронулась до щеки.
— Порох, — объяснил он, чтобы не вдаваться в подробности.
Она настойчиво продолжала тянуться к нему, и он наклонился, потому что разница в росте у них была, как у взрослого мужчины и десятилетнего ребенка.
Он сам удивился тому, что сделал это. Прикосновения к шраму прежде были для него невыносимы.
— Ты прошел через огонь, — сказала она на ломанном певучем бабу.
— Всего лишь порох, — поморщился он. — Иногда такое случается с ружьями.
Но рисунок шрама, очевидно, был для нее слишком ясен, и он впервые задумался, что следует поработать над историей его появления. Если безграмотная девчонка из бедиа способна определить, что лицо изувечило не пороховым взрывом, а пламенем, военные дознаватели и эскулапы вычислят это в мгновение ока. Нет, он не собирался вновь попадать к врачам и дознавателям, но привык играть по своим правилам. Это и так удавалось в последнее время слишком редко.
В тот далекий вечер в доме свиданий Лата сразу увела его к себе в каморку, то есть в каморку, которую делила с еще одной проституткой из своей касты. И разделась перед ним, как будто служила ему, как будто это было ее высшим предназначением — удовлетворить его нужду в женщине, в мягком податливом тепле. Он бывал с французскими, с голландскими, с португальскими шлюхами, он совсем опустился и спал даже с цыганками, но маленькая бенгалка оказалась первой, кто был с ним настолько щедр.
Застегивая потрепанный мундир со свежими ранами срезанных эполет, он еще раз посмотрел на дремлющую Лату.
Она никогда не смущалась, когда бодрствовала, но под его взглядом вдруг заворочалась во сне и по-детски прикрыла ладошкой грудь. Темный, выпуклый сосок с крупной ареолой цвета корицы все равно было видно меж пальцев.
Он решил, что нужно будет купить ей сладостей, бус или отрез яркой ткани, но отогнал эту мысль. Не хватало только бегать за подарками для продажных девок...
Закрепив на поясе кобуру, он пару раз плеснул себе в лицо из ее кувшинчика для умывания, сиротливо примостившегося за набитым конским волосом лежаком, вытер шею и оставил Лату одну — досыпать под бессмысленные звуки человеческого сношения.
Дом свиданий не был, по сути, даже домом: длинная лачуга со множеством комнатушек, кое-как отгороженных друг от друга циновками, ткаными занавесками, легкими дощатыми переборками, зато с почти настоящей гостиной и никому не нужной бильярдной.
Ему не хотелось проходить сквозь весь этот кишащий людьми хлев, поэтому он выбрался с черного хода — прямо в удушающую ночь, под чудовищно близкие звезды. Невидимое в бархатной тьме дерево за оградой тихо шелестело листвой.
Страдая от жары, скорее порожденной его воображением и недавними объятиями Латы, чем по-настоящему непереносимой, он расстегнул рубашку. У дальнего конца низкого здания мигнул и погас огонек: охранник-сикх раскуривал трубку. Все было успокаивающим, мирным, так что он не испытал желания взять двуколку, тем более, что хозяйка борделя запросила бы тройную цену.
И, лишь миновав несколько угольных складов и сонных притонов, заметил, что за ним по улице движется тень.
Он остановился — и тень замерла тоже. Это был, судя по всему, мужчина: в темноте слабо белел его полотняный тюрбан. А потом на мгновение блеснули белки глаз.
Вены на руке знакомо заныли.
Он медленно перенес кисть на пояс, положил пальцы на рукоять револьвера. У него был армейский «Ремингтон М1875», и, видит бог, он умел с ним обращаться, так что лучше тени было немножко пораскинуть мозгами и свернуть в сторону. Но ночной преследователь был, наверное, курильщиком опиума и уже плохо соображал, кто из намеченных жертв опасен, а кто нет. Или находился в крайней степени отчаяния. Или, может, это был неудачливый обожатель крохотной Латы, копящий деньги на то, чтобы выкупить ее из борделя, день за днем следящий через окошко за ней и ее клиентами и ненавидящий каждого белого дьявола, который вступал с ней в связь.
Если с этим он угадал, то дело принимало скверный оборот. Нет ничего опаснее обезумевших влюбленных.
Стоять к преследователю вполоборота, смотреть в глаза, словно бешеной собаке, и ждать, когда он набросится, было глупо и бессмысленно, поэтому он отвернулся и, насвистывая бодрый гренадерский марш, побрел вперед. Вены ныли все сильнее. А дыхание за плечом он ощутил так остро, словно его обдали потоком горячего воздуха.
Поймать руку с ножом оказалось совсем не сложно, хотя индус не заносил ее, как овчарь на бойне, а выбросил вперед на уровне пояса — стало быть, своим оружием пользоваться умел. Нагнуться, выворачиваясь из захвата. Схватиться за пистолет. Рывком вытащить из кобуры. Вдавить дуло в бок неудавшемуся убийце прямо через сукно мундира. Все это заняло не больше секунды. От неожиданности, ужаса и боли в выломанной руке индус выпустил нож, и тот упал на дорогу с глухим неопасным ударом.
Его следовало отбросить. Меткий удар шнурованного блюхерса поднял облачко пыли, нож улетел на обочину.
А дальше испуганный индус должен был начать плаксиво и хрипло просить отпустить его, он просто ошибся и не хотел ничего дурного... Господь свидетель, это было бы наилучшим выходом для них обоих.
Но ярость, растоптанная любовь и маковая отрава в крови слишком сильно затуманили ему рассудок. Так что он с силой раненого зверя вдруг рванулся вперед, пытаясь повалить на землю своего противника.
Единственным достойным ответом на это был бы выстрел в живот. Но пальцы вдруг свело судорогой, как бывало уже не раз.
Сперва всегда ныли вены, а потом рука начинала трястись, словно у запойного пьяницы, и он никак не мог совладать с револьвером. Чем сильнее была опасность, тем сильнее дрожала кисть: не было никакой возможности вжать в рамку неподатливый спусковой крючок, чтобы услышать спасительный выстрел.
Время невыносимо растянулось. Белки безумных глаз, тяжелое дыхание, бесполезные попытки высвободиться... Мелькнула ясная, как молния, мысль: «Если я сейчас окажусь на земле, мне конец. Этот молодчик задушит меня голыми руками. А если я вытащу нож из ботинка, он перехватит его и перережет мне горло. Я нечистое животное, нет греха, если моя кровь прольется в песок...»
Бесполезный револьвер все-таки пригодился ему. Перехватив его за дуло, он развернулся и изо всех сил ударил индуса в висок рукоятью. Удар был глухой и короткий. Но рука слишком сильно тряслась, так что он не стал смертельным: он только раздразнил проклятого меджнуна... да, кажется, так обезумевших от любви иронически называл отец, служивший когда-то посланником в Персии. Меджнун отступил и осел назад, но снова поднялся и, пошатываясь, бросился вперед, почти касаясь руками земли.
Выглядело это страшно, будто в кошмарном сне. Уперев руку с револьвером в живот, чтобы хоть как-то унять дрожь, он начал отступать назад. Почти не оглядывался, потому что ослабить внимание означало подписать себе приговор. Но все же заметил, что позади одного из складов горит огонек: масляная лампа, костер ночного сторожа, жаровня... Вид живого огня по-прежнему рождал в нем панику, но там могли быть люди и, если они не окажутся подельниками меджнуна, то почти наверняка его спугнут. Так что он медленно попятился в сторону огонька, надеясь только, что ему не попадется под ноги камень, он не споткнется и не упадет на лопатки, став легкой добычей.
Можно было позвать на помощь, но с горлом было то же, что и с рукой — непроизвольная судорога, мешавшая толком крикнуть или заговорить. Проклятые мускулы предавали его — в который уже раз. Как же он ненавидел себя за эту слабость...
И за глупость тоже. Перед складским помещением из грубых досок не было никого. Только ровно горел подвешенный на длинную наружную балку закопченный фонарь. Глухую тишину не нарушало ничего, лишь колотушка ночного сторожа ударила пару раз где-то невозможно, издевательски далеко.
Оставалось только драться. И, будь он здоров, это скорее раззадорило бы его, чем напугало. Но сейчас их с меджнуном шансы были примерно равны. Тот блестел глазами из темноты, подкатываясь все ближе, и вот-вот должен был броситься вперед...
Вжавшись лопатками в жалко скрипнувшую стену, он приготовился к драке, но тут вдруг совершенно безумная мысль пришла ему в голову, и рука сама собой потянулась к фонарю. Меджнун ведь вряд ли толком разглядел его лицо, даже если подсматривал за их играми с Латой. А на такое лицо стоило посмотреть. Огонь пугал до смерти, как будто мог причинить хоть какой-то вред сквозь твердое стекло. Но возможность расстаться с жизнью прямо тут, в грязном районе притонов, пугала сильнее.
Рывком притянув фонарь так близко, как было возможно, он осветил шрам. Губы задрожали от напряжения и сами собой разъехались в стороны в болезненной гримасе. Он был ничуть не лучше меджнуна сейчас — ополоумевший и отчаявшийся.
— Не приближайся, — рыкнул он, как приказывал бы озверевшему псу. — Пошел прочь. Ну!
Огонек фонаря отразился в левом глазу индуса. В первый момент тот замер, точно впал в заключительную стадию амока и вот-вот готов был упасть на землю и заснуть, а потом отшатнулся, задрожав.
Нет, он не отказался бы от убийства и сейчас, он все еще хотел крови, но дьявольская дергающаяся улыбка на лице белого привела его в смятение. Он стоял на месте и покачивался, не зная шатнуться вперед или броситься наутек.
В его сторону вытянули руку с револьвером. Смертоносная игрушка прыгала и плясала, но меджнун сейчас смотрел не на револьвер.
— Убирайся. За нападение на офицера тебя повесят!
Шажок назад.
— Ты не знаешь с кем связался. Я не просто какой-то забулдыга. Я полковник. Полковник Моран, слышал о таком?
В строгом смысле, он уже не был офицером, а полковником королевской армии не был никогда, но вот его имя индус, очевидно, слышал, и вряд ли слухи были лестными. Так что, не отрывая взгляд от кривляющегося белого дьявола, он начал отступать назад, будто кланяясь, но на самом деле пружиня ноги для отскока — и наконец растаял в темноте.
Вероятно, он остался поджидать где-то за углом, не рискуя схлестываться лицом к лицу и при свете. Или пошел разыскивать помощников. Или добывать оружие.
Но Себастьян Моран, отставной майор первого бангалорского полка, получивший чин полковника на службе мелкого траванкорского вельможи и слишком к нему привыкший, чтобы отказаться от липового «повышения», сейчас был не расположен гадать о судьбе своего несостоявшегося убийцы. Он вновь вложил револьвер в кобуру, поплотнее запахнул мундир, потому что ему вдруг стало не по погоде зябко, и быстрым шагом направился туда, где слышался отдаленный лай собак и стук колотушки.
Нужно было поскорее найти спокойное место, где можно уснуть, не боясь, что тебе перережут горло или сунут под одеяло змею. В Гарден-Рич таких становилось все меньше. Значит, следовало подумать о другом городе....
Раз уж все было потеряно, и даже индийские шакалы бросались на него, чуя легкую добычу. Раз вернуться в Англию не было теперь никакой возможности.


Чеки тут, разумеется, никто не принимал. В ходу было только серебро, даже на стерлинги колониальных банков смотрели недоверчиво, даже с большим подозрением, чем во время недавнего «Большого голода». Брали с обманчивым спокойствием, долго расправляли на грязных дхоти, касались смуглыми узловатыми пальцами. А потом возвращали с неискренним извинением, особо даже не объясняя в чем причина отказа.
Разъяснений и не требовалось. Любой здравомыслящий человек засомневался бы в благонадежности заросшего клочковатой бородой бывшего военного в изрядно поношенном платье.
Моран не спорил с торговцами. Он забирал свои банкноты — последнюю часть полученных в банке сбережений — и уходил в сторону сдержанно шумящего Калигхата, где сладко пахло водой и смертью. Садился в тени вытащенных на берег лодчонок с плетеными крышами или на ведущие к реке ступени и смотрел без особого интереса, как снуют мимо смуглые худые люди, их женщины, их лошади, их дети. Как погребальные процессии медленно входят в воду, как мимо плывут по течению цветочные гирлянды.
Участь его была незавидна. Было время, когда он рассчитывал поправить свои дела, прикупив снаряжение, лошадей, а после сколотить небольшой отряд из таких же, как он, отщепенцев, и наняться в телохранители к какому-нибудь князьку, а может заняться муштрой личной гвардии туземного правителя. Но выяснилось, что слухи в Калькутте, как и в любом другом крупном городе, распространяются со скоростью лесного пожара. Ему не доверяли, призывали его остерегаться. Никто не знал толком, что он сделал и в чем виновен, но все со значительным видом шептались о позорной отставке. Рты можно было бы заткнуть деньгами, но именно с этим сейчас было особенно плохо.
Последнее он потратил на дорогу в Бангалор, к месту расположения своего бывшего полка. В армии у него не было друзей, как не было их нигде, но некоторые молодые люди сходились с ним, потому что он предусмотрительно выплачивал их карточные долги. Правда, его слава заставляла их моментально расплачиваться, как только выдавалась удобная возможность.
Последний из должников, лейтенант Стэнли Уэлш, был так занят, сочиняя письмо своей юной невесте, что даже не услышал, как его денщик доложил о Моране. И тот, подождав немного, вошел без приглашения, несмотря на сопротивление тщедушного слуги.
Стэнли поднял голову от писчих принадлежностей — и непроизвольно вздрогнул. Но, к его чести, быстро овладел собой.
— Себастьян, старина...
Он был одним из тех, кто держал подсудимого во время судьбоносного заседания «тайного комитета», на котором у Морана потребовали подать в отставку. Стэнли не нравилось то, что происходило в офицерской столовой в памятную ночь, он вообще был человеком мирным и склонным к компромиссам. Но не смог бы пойти против мнения большинства, да Моран и не ждал этого от него.
— ...я справлялся о тебе, но...
— Пустое, Стэнли, — Моран резким взмахом руки прервал его излияния и сел напротив. — Я пришел говорить о деле, а не предаваться воспоминаниям. Ты ведь помнишь о тех деньгах.
— Да, разумеется, но я сейчас стеснен...
— Не стоит беспокойства.
Стэнли недоверчиво наклонился вперед, дергая и вертя на безымянном пальце тонкое кольцо, которое носил в знак помолвки. И Моран сказал, не без удовольствия наблюдая, как он сперва расслабляется, а потом настораживается и весь обращается в слух:
— Я забуду о твоей расписке. Сожгу ее. Но с одним условием: тебе нужно будет поддержать вот какой слушок...
И он попросил Стэнли распространить версию о том, что его шрам — следствие злосчастной случайности. Что во время заседания «комитета» (а о заседании все равно узнают, такие вещи не удается долго держать в секрете) Морану по недосмотру опалили лицо факелом. Сделать это мог кто угодно, тут уж нужна правдоподобная выдумка на усмотрение Стэнли: сами офицеры, обозленные туземцы, ревнивый муж какой-нибудь несуществующей оскорбленной леди. Моран был уверен, что суть его преступления точно будет скрываться в тайне до последнего, но любители сплетен все равно сочинят красочную историю. Нужно было лишь, чтобы факты сходились хотя бы частично, потому что лгать о взрыве пороха было глупо и недальновидно...
Побледневший Стэнли выслушал его внимательно, не перебивая. И спросил осторожно:
— Ты полагаешь, что это каким-либо образом спасет твою репутацию?
Моран усмехнулся. Этого не следовало делать перед таким чувствительным молодым человеком, как Стэнли, у того сразу же стало жалкое и напуганное лицо.
— С репутацией покончено, — сказал он с почти искренней беспечностью. — Но и для меня, и для полка будет лучше, если тайна той ночи останется тайной. Понимаешь меня, Стэнли? Это ведь позорно не только для того, кого выгнали пинком под зад.
— О... да.
Стэнли никогда бы не поверил, что Морана заботит честь полка, тот не раз доказывал обратное, его вообще не заботила ничья честь, даже собственная. Но угроза, которую он услышал в словах бывшего партнера по картам, показалась обоснованной. Что, если Моран правда захочет кого-то очернить таким образом? В армейской жизни ведь случаются вещи, которые не стоит разглашать за пределами лагеря.
Моран понял, что он согласится поддерживать блеф, когда Стэнли вдруг засуетился и начал прятать под бумаги незаконченное письмо мисс Талбот.
— По рукам, Стэнли? — спросил он весело. — Я остановился у Святого Марка. Приходи ко мне после наступления темноты, чтобы убедиться, что я уничтожил расписку. Сделаю это при тебе.
— По рукам.
Бумаги за подписью Стэнли Уэлша сгорели в латунном блюдце для фруктов в тот же вечер. А Себастьян Моран лишился надежды вернуть себе финансовую стабильность и с каждым днем опускался все ниже.
Он много пил, играл с каким-то отребьем и постоянно выигрывал, только это не позволяло ему начать пить в кредит. Его пытались заподозрить в мошенничестве, но никто не рисковал связываться, а на не подкрепленные доказательствами обвинения он отвечал, как привык: язвительными и злыми шутками. Одного безмозглого юношу он высмеял так, что тот больше не появлялся в притоне и, наверное, затаил злобу, только Морану было плевать. Дважды на него нападали в потемках, но никто не сумел вызвать такого страха, как безмолвный меджнун. Это были едва таскающиеся от опиума и постоянного голода бродяги и, даже когда их было несколько, Моран легко обращал их в бегство, вытащив револьвер или нож.
Сам он не пристрастился к опиуму только из-за омерзения, которое питал к виду курильщиков, лежащих мешками на длинных нарах или прямо на земле и бессмысленно таращащих глаза.
Влажный и жаркий климат Калькутты дурно влиял на него. У него была счастливая наследственность, и прежде он считал, что индийскому, афганскому, персидскому зною никогда не сладить с ним, но то было, покуда он чувствовал себя здоровым. Теперь же боль и мигрени стали его постоянными спутницами. Он ложился под утро, просыпался в поту. Лицо казалось стянутым коростой, а каждая жилка пульсировала и ныла. Он давил в себе желание вцепиться в искалеченную щеку ногтями и соскребать с кожи бугры и шрамы, оставленные огнем. Он поднимал исхудавшую, грязную, жилистую руку, предавшую своего хозяина, и смотрел на нее с ненавистью. Он готов был проклясть свой недуг и самого себя за свою слабость. Он ежедневно проклинал сделавших это с ним.
Иногда он чувствовал, как тяжелым комом к горлу подкатывает безумие. Европейцам не свойственен амок, но как же иной раз хотелось выйти на оживленную эспланаду Чоринги-лейн или прямиком на Стрэнд и всадить с десяток пуль в чинно прогуливающиеся семейства. Он представлял пятна крови на легких платьях дам, на белых рубашках их супругов, и ему становилось легче.
В заштатных подобиях клубов, которые он посещал, вяло обсуждали трасваальскую катастрофу и убийство русского императора. Он читал газеты, которые пестрели паническими заголовками, и улыбался в отросшую бороду. Борода, впрочем, не скрывала шрамов. Тощие нахальные слуги смотрели на него с подозрением и вот-вот должны были отказать ему в посещении даже таких нищих заведений.
В какой-то момент у Морана мелькнула соблазнительная мысль отправиться вглубь полуострова и попытать счастья там. Если добраться до Силигури, можно будет сесть на горный поезд Дарджилинг-Хилл, а дальше искать себе подходящую компанию для опасного путешествия в Сикким и Бутан.
Холодный горный воздух, полагал он, благотворно скажется на здоровье, он воспрянет духом, наймется охранником к какому-нибудь шотландскому миссионеру и будет продвигаться все выше в Гималаи со словом божьим и заряженными карабинами.
А если повезет, разживется деньгами и покровительством какого-нибудь местного наваба.
Он делал так уже не раз. Свою медаль и фальшивый чин полковника Себастьян Моран получил именно во время такой авантюры.
Перед отъездом он хотел было зайти к Лате. Он взял коляску, хотя это было пустым расточительством, и почти уже добрался до окраин Гарден-Рич, откуда следовало идти пешком, потому что в район доков и складов его не повез бы ни один здравомыслящий возница. Но вдруг разозлился, словно его ужалили, хрипло велел молодчику на козлах поворачивать назад и потом еще битый час кружил по самым оживленным улицам и площадям, наблюдая, как шпили церкви Сент-Эндрюс и слоеную громаду «Дома сочинителей» окутывает вечерня мгла.
Ему взбрела в голову блажь зайти в собор и посидеть там, в тишине и прохладе, вдыхая запах свечного воска и бездумно перелистывая молитвенник. Так он и поступил — и проспал до самого утра на скамье в углу, будто последний бродяга. Зато его почему-то почти не беспокоили боли.
Он очнулся с твердым решением уехать из Калькутты в тот же день. Особых сборов ему не требовалось: только самое необходимое.
Когда он сбежал с церковного крыльца, было раннее прозрачное утро: перекликались торговцы, газетчики раскладывали свой товар прямо на тротуарах, пели невидимые в кронах пальм птицы.
Экипажей и рикш не было совсем: те, кто мог позволить себе передвигаться по городу с ветерком, еще видели десятый сон в своих постелях. Поэтому Моран побрел прямо по мощеной камнем проезжей части: он всегда ненавидел толкаться среди сидящих на тротуаре торгашей и нищих, а в спасительной тени пока не нуждался.
Болезнь все-таки сказалась на нем, хотя сегодня почти выпустила из объятий... Он слишком поздно услышал за спиной стук копыт, и пара сытых лошадей, вывернувшая из переулка, чуть было не растоптала его.
Спасла Морана только отличная реакция и умение моментально срываться с места в момент опасности. Он отскочил прямо из-под лошадиных морд широким прыжком, но от слабости едва удержался на ногах.
— Будь ты проклят, безглазый ублюдок! — заорал он извозчику, упираясь в колени. Дыхание выравнивалось с трудом, а сердце колотилось, как бешеное.
Изящный прогулочный экипаж некоторое время еще двигался вперед по улице, а потом лошади замерли и встали. Через бортик, придерживая шляпу, перегнулся светловолосый, почти рыжий человек.
— Ради бога, простите, сэр, мой кучер вас не заметил. Он будет наказан, — крикнул он без особого раскаяния. А потом вдруг открыл дверцу, соскочил на мостовую и приставил обе ладони козырьком к лицу.
— Моран? — спросил он удивленно. — Вы ведь Себастьян Моран, сын сэра Огастеса Морана?
— Да, — хмуро отозвался тот, подумывая, как бы избежать ненужного разговора с каким-то знакомцем отца. — Но, к сожалению, я тороплюсь.
— Я отлично вас помню, — сказал человек, подходя ближе. Его брови блестели от пота — он еще не успел как следует привыкнуть ко влажной речной жаре Калькутты. — Я ведь когда-то, кажется, принимал у вас экзамен на офицерский чин. Вы показались мне способным молодым человеком.
«Способным молодым человеком! Ха! — подумал Моран. — Да ведь мы с тобой почти ровесники».
Он, разумеется, вспомнил, откуда ему была знакома немного невротичная улыбка единственного пассажира экипажа, его не слишком складная массивная фигура и ирландская рыжина.
В Калькутте он совершенно невероятным образом столкнулся с Джеймсом Мориарти, ученым-математиком, который некогда экзаменовал его в Лондоне и о котором ходили осторожные и крайне странные слухи.


Так бывает во время охоты. Казалось бы, совсем недавно ты бесцельно брел по тропе, проклиная духоту и насекомых, а впереди маячила только смуглая спина проводника, несущего на голове узел с пожитками и старую винтовку — на плече. Но вот проводник напрягается, сгибается вперед, и ты тоже чувствуешь, как азарт медленно зажигается в груди, будто угли в очаге. Вы наткнулись на след крупного хищника. Совсем недавно он точил когти у этого ствола. Зная, с какой скоростью он может двигаться по джунглям, вы понимаете, что будете преследовать его весь день, а может и несколько дней. Но он уже твой. И ты настигнешь его, ты выследишь, ты всадишь пулю между его горящих яростью глаз и повесишь его шкуру над камином.
Именно такой охотничий гон ощущал Моран, пока в компании Мориарти с обманчивой бесцельностью прогуливался по городу. Профессор — а за это время старинный знакомый успел получить степень и стать востребованным консультантом государственных мужей в вопросах экономической теории — не попытался сразу же купить Морана посулами и обедом в доме правительства. Хотя они, разумеется, пообедали там: Мориарти был лишен предрассудков и не без удовольствия эпатировал местное общество, появившись в изысканном, задрапированном бархатом и уставленном дорогой мебелью зале собрания в компании потрепанного отставного военного.
Но Мориарти не переходил к делу. Ни за обедом, ни позже. Он с интересом слушал рассказы Морана о Бенгали, делал пометки в блокноте и делился в ответ своими планами.
По его словам выходило, что генерал-губернатору понадобился специалист уровня Мориарти, способный оценить экономическое состояние юго-восточной части колонии накануне готовящейся переписи населения. Даже несмотря на то, что путь в Индию сильно укоротился благодаря открытию Суэцкого канала, путешествие для профессора выдалось нелегким. Он страдал от качки, от жары, и до Мадраса добрался едва живым. Страна сразу же нагнала на него тоску и меланхолию. Он самоотверженно выполнял высочайшее поручение, тоскуя по зиме. Знойное Рождество в Визаге запомнилось ему, как одно из самых ужасных в жизни. Но морской климат юго-восточного побережья оказался мягким и приятным по сравнению с Калькуттой, куда он прибыл позавчера. Как Моран ухитряется не обливаться потом в такую жару и мало-мальски соображать?
— Дело привычки, — усмехнулся тот, с наслаждением втягивая в себя ароматный дым очередной сигареты. Сигаретами тоже угощал его Мориарти, и это было даже лучше прекрасного ужина и прекрасной обстановки, от которой он успел отвыкнуть.
— Вы тоже со временем перестанете все это замечать.
— О, я не планирую настолько здесь задержаться...
Папиросная бумага мягко потрескивала, дым повисал между Мораном и его визави тяжелыми седыми клубами, не желая развеиваться из-за влажности. И Морану казалось, что в глазах Мориарти вспыхивает тот самый дикий огонек, который он не раз наблюдал у хищных зверей из джунглей.
Мориарти приехал сюда не только из-за поручения лорда Мейо. У него были свои цели, которые он пока не торопился раскрывать перед Мораном. Темные цели, маскирующие одна другую. Что-то незаконное и донельзя опасное, как охота на крупного зверя среди тяжело пахнущих тропических лесов. Моран боялся упустить тот момент, когда этот человек решит, что усыпил его бдительность, и начнет предлагать цену.
Он и думать забыл, что собирался исчезнуть из города сегодня же ночью. Слишком заинтересовал его Мориарти, слишком увлек. Это был охотничий инстинкт, он еще ни разу не подводил Морана.
После ужина и небольшой ознакомительной поездки они остановились на набережной у понтонного моста Ховра и вышли прогуляться. В сумерках белели гарнизонные палатки, слышался приятный разноголосый гомон и стук колес, тянулся к небу шпиль Сент-Эндрюс.
Мориарти, будто ночное животное, ожил с наступлением темноты, больше не стирал платком катящийся градом пот и шел бодро, весело, с неожиданной грацией хорошего спортсмена.
Они немного поговорили о боксе, о местных знаменитостях, о женщинах. А затем разговор как-то незаметно перешел на оружие и на то, как Моран им владеет. Мориарти был наслышан о нем как о лучшем армейском стрелке, а Моран не стал торопиться с опровержением.
Ему было интересно, как быстро профессор свернет на то, что его, несомненно, крайне интересовало.
— Мне очень жаль, что с вами произошло то ужасное событие, — сказал Мориарти, чуть понизив голос, хотя они шли в отдалении от прогуливающихся пар и болтающих о чепухе младших офицеров. — Я помню, как вы сходили с ума по армии.
Поднявшийся с реки ветер грозил сдуть и унести его шляпу, и профессор придерживал ее рукой. Он не был грузным, обманчивое впечатление производил его светлый полотняный костюм. Моран назвал бы его скорее хорошо развитым физически. Было странно, что при таких природных данных он выбрал кабинетную работу и точные науки.
— Просто я был очень молод, — усмехнулся он в ответ. — С возрастом начинаешь ко всему относиться философски. — И спросил, помолчав:
— Вы, выходит, слышали об «ужасном событии»? А я-то надеялся, все останется в тайне.
«Вот оно, — решил он про себя. — Он наконец подобрался к тому, ради чего затеял все это».
— Слышал, и то, что с вами сделали, отвратительно, — Мориарти вдруг стянул тонкую перчатку со своей крупной крестьянской руки и потянулся к щеке Морана так же, как это когда-то сделала Лата.
За все время разговора он ни разу не дал понять, что заметил уродство своего спутника, так что тот просто опешил, а опешив — позволил до себя дотронуться. Не так, как позволил Лате, у той в жестах и улыбке сквозила чувственность, и прикосновения были приятны, будоражили, будто в ее маленькой ладошке была заключена вся мощь богини Кали, покровительницы этого города. Сила любви и смерти.
Мориарти же потрогал его, как скаковую лошадь. Как вещь, о порче которой он весьма сожалел. Но которая, несмотря на изъян, продолжала ему нравиться.
Моран был сбит этим с толку и поэтому никак не прокомментировал жест, только неловко отступил на шаг.
— Несчастная случайность, — проворчал он, но Мориарти слышал, похоже, достаточно, чтобы в этом усомниться:
— Но ведь это трудно назвать случайностью.
— Дорогой профессор, — Моран крепко взял Мориарти за плечо. — Это была случайность. Я далек от христианского милосердия, но мне действительно некого винить.
— Будь по-вашему. Как по мне, систему военных судов давно пора реформировать. Пока мы имеем преступно бездействующую исполнительную власть и офицерский состав, занимающийся самоуправством. Отвратительным самоуправством. Вас ведь могли покалечить и серьезнее.
Моран почувствовал, как что-то в его душе, напряженное, будто струна, расслабилось и перестало тревожно звенеть. Мориарти, похоже, и впрямь купился на басню, распространенную Стэнли Уэлшем.
Или решил придержать правду, воспользоваться ей, как козырем.
Нет, все-таки Моран за последнее время стал слишком подозрительным. Это, как и крайняя беспечность, могло дорого ему стоить.
— Вы ведь никуда не спешите? Я не отнимаю ваше время? — спросил тем временем Мориарти. Он рассеянно дошел до парапета, посмотрел вниз, но скривился: набережная Хугли была неухоженной, грязной и болотистой. Индусы сбрасывали в реку все, в чем переставали нуждаться, от домашних отходов до пепла своих мертвых, и водные растения быстро жирели на этом корме, заболачивая берега.
Моран перегнулся через парапет рядом с профессором.
— Я вижу, вы в стесненных обстоятельствах, — Мориарти покачал кистями рук с переплетенными пальцами. — И могу помочь вам поправить свое положение. Это будет связано с одним из ваших несомненных талантов... Вы слышали о докторе Судирмане?
Спасительная темнота скрыла дернувшуюся, словно в ознобе, щеку Морана, а Мориарти был слишком увлечен тем, как осторожно, но доходчиво преподнести свое предложение, что ничего не заметил.
— Доктор Судирман, — сказал он, — персона прелюбопытнейшая. Этот человек одновременно крайне богат и крайне неудачлив, причем неудачи начали преследовать его еще с рождения. Ходят слухи, что он — сын зажиточной уроженки Калимантана и знаменитого сэра Джеймса Брука, первого белого раджи Саравака. Возможно, это действительно так, а может, отцом Судирмана являлся кто-то из приближенных Брука, поскольку официально раджа детей не имел. Так или иначе, в раннем детстве Судирману пришлось бежать из родных мест, спасаясь от охотников за головами. У него и его матери были в Лондоне могущественные друзья, так что семья временно обосновалась там. Судирман никогда не нуждался в деньгах. Кто бы ни был его отец, он позаботился о будущем ребенка, хотя так никогда его и не признал. Однако даже деньги были не в состоянии поставить Судирмана на равных с представителями кругов, в которых он вращался.
Смуглый, миниатюрный, как все уроженцы Малакки, он выделялся среди студентов Тринити-колледжа в Кембридже, и, когда оказывалось, что он не туземный принц, с ним начинали обращаться довольно пренебрежительно. У Судирмана не было даже фамилии: опекуны по каким-то личным причинам не усыновили его, а потом всячески открещивались от загадочного юноши. Причина была в том, может быть, что он наотрез отказывался перейти под крыло англиканской церкви, так и оставшись в глазах общества диким островитянином-язычником.
Не окончив Кембриджа, он поступил в Лондонский университет королевы Марии, где нашел себе занятие по душе — хирургию. Он читал труды немецких ученых, изучал работы Карпю, Джиллиса, практиковал при университетской больнице в Сидкапе, но не преуспел и тут. Будучи честолюбивым малым, он мечтал о научной карьере, обширной практике, всеобщем уважении. Виной было его ложное положение: отверженный, всеми презираемый и крайне состоятельный, он хотел большего, но не умел это получить.
В родной Саравак он, однако, не вернулся. Его влекла военная медицина, дававшая неограниченный простор для эксперимента. Раненые вояки ведь не так требовательны, как чопорные лондонские господа. Африка в то время еще не стала очагом постоянных конфликтов, и он уехал в Индию...
— Вы улавливаете мою мысль, Моран?
— Пока довольно смутно. Но я слышал о докторе Судирмане.
— Он что-то вроде местной легенды, верно? Блестящий хирург, два года бывший главным блюдом на светских приемах в Дарджилинге и при дворе махараджи в Куч-Бихаре, вдруг становится затворником, отказывается от приглашений на рауты и скачки, водит дружбу только с каким-то захудалым местным феодалом, строит виллу в горах и окончательно погружается в собственные исследования. А ведь он ненамного старше меня или вас. Самое время завоевывать себе устойчивое положение, особенно при его неограниченных средствах...
— Ни вы, ни я, кажется, этим не занимаемся.
— Тут вы правы, — надтреснуто рассмеялся Мориарти. — Но судьба доктора Судирмана все-таки не давала мне покоя еще в Лондоне.
— Вы навели справки...
— Я изучал его, как необычайно сложный предмет. Мне довелось увидеться с его матерью — властной женщиной, продолжающей считать нас белыми дьяволами, даже после всех прожитых в Лондоне лет. У нее глаза колдуньи, она не отказалась от своих дикарских нарядов, украшений и, могу поклясться, держит где-нибудь в потаенной комнатке черепа врагов своего сына, как это принято у даяков.
— Да вы поэт...
Мориарти только отмахнулся, белая перчатка мелькнула в темноте.
— Я пытался найти его слабые места, кроме болезненного честолюбия. Вначале просто потому, что это вообще любопытная материя. Мне помогла встреча с его партнерами по картам. Судирман азартный игрок. Суммы, которыми он располагает и которые ставит на кон — просто поражают. Поэтому в Лондоне он заслужил странную славу, с ним мало кто отваживался играть. Возможно, потому что коллекция черепов — отнюдь не моя выдумка, а может, по более прозаическим причинам: с человеком, ворочающим миллионами, опасно садиться за один стол.
— Я понял вас, Мориарти, — сказал Моран, полуобернувшись к своему собеседнику, изучая его тяжелый крупный лоб, хищные глаза и дергающуюся, трудноуловимую улыбку. — Вы нашли хорошего игрока, который под каким-нибудь невинным предлогом сможет свести знакомство с Судирманом, возродить его страсть к игре и хорошенько почистить бездонные карманы. Сами вы не хотите с ним встречаться, опасаясь слухов, да вы и не картежник... А отставной военный, который и без того собирался наняться на службу к любому, кто нуждается в его услугах, сможет через приятеля Судирмана втереться к доктору в доверие. Только вот скажите... Судирман настолько богат, что с помощью денег поставить его под ваш контроль удастся вряд ли... Зачем же вам этот мрачный тип?
— О, дорогой полковник! — рассмеялся Мориарти. — Здесь речь идет только и исключительно о большой сумме. Я крайне нуждаюсь в средствах для одного серьезного дела. Вы, насколько я знаю, тоже испытываете финансовые трудности. Почему бы нам не объединить усилия? После того, как вы выжмете из Судирмана столько, сколько сможете, я обеспечу вам отъезд, а потом вытащу из колонии и дам то, что вы заслуживаете. Моя протекция — то, чего вам так не хватает. А мне не хватает вас.
— Что-то вроде телохранителя?
— Берите выше. Партнера. У вас довольно много полезных талантов. А у меня есть связи. Мы можем неплохо сыграть на одном поле.
— Я получу половину от выигрыша?
— У вас деловая хватка, полковник.
— Что ж, — пробормотал Моран, развернувшись спиной к парапету. — Это может быть началом хорошей игры. По рукам.
— По рукам, — и Мориарти сжал кисть Морана своей огромной мягкой лапищей.


Комнаты, которые как представителю генерал-губернатора выделили Мориарти во флигеле для гостей, были обставлены довольно скупо. Зато полы кругом покрывали длинные ковры, порядком истертые, но отлично гасившие звук его шагов.
На резном бюро в кабинете, служившем одновременно и гостиной, стояла деревянная коробка со множеством секций; в свете луны, пробивающемся из-за неплотно задернутых портьер, в ней что-то металлически поблескивало. Моран, разувшийся еще под окном, чтобы не наделать шума, осторожно приблизился и наклонился, рассматривая ее содержимое. Все, что было связано с Мориарти, вызывало у него неотвязное голодное любопытство.
Коробка служила хранилищем для минералов. Моран вынул из ячейки один из образцов — тяжелый, крупный камень, повертел его в лунном свете. На грубых гранях заискрились металлические вкрапления. Камень, очевидно, был образцом какой-то горной породы. Моран даже поднес его к лицу и обнюхал. Да, несомненно, железная руда... Нетипично для математика.
Инстинкты говорили, что где-то в неразобранных вещах Мориарти должны обнаружиться химические приборы, с помощью которых он изучает образцы. Еще одно поручение высокопоставленной особы? Невинное увлечение? Или какой-то элемент таинственной игры, которую этот странный человек ведет на своей собственной стороне?
Моран вернул камень в ячейку, зачем-то сдвинул портьеру, окончательно погрузив гостиную в душную темноту, и двинулся в сторону спальни. Свет ему не требовался, даже мешал: он отлично видел в темноте.
Половицы не скрипели под его ногами, он двигался легко и бесшумно, но все равно побаивался, что его может ожидать удар в висок или нападение из тени. Мориарти не выглядел легкой добычей. Он мог проснуться и ждать ночного визитера отнюдь не с распростертыми объятиями. Но Морану нравилось рисковать. А еще он отлично понимал, что такие люди, как Мориарти, могут быть искренними, только когда их застаешь врасплох.
Ему повезло. Человек, зарывшийся в подушку на неудобной кровати времен ганноверской династии, спал беспокойно, но крепко. Морану были видны его широкая спина в тонкой белой сорочке, затылок со встрепанными волосами и мокрая от пота шея. Оставалось только посочувствовать Мориарти: климат действительно изматывал его.
Какое-то время Моран неподвижно стоял на пороге маленькой спальни, изучая обстановку, но не увидел ничего любопытного. Было интересно, держит ли профессор рядом с собой нож, пистолет, сообразит ли дотянуться до звонка и позвать слуг... впрочем, последнюю возможность стоило исключить. Моран нагнулся над спящим, нащупал шнур звонка и обрезал его своим кривым гхуркским ножом, который он предусмотрительно вытащил из ботинка еще вначале предприятия.
По клинку пробежал лунный луч. Спящий не проснулся.
Моран спрятал кинжал, медленно отошел к окну и забрался в неуютное кресло.
Устроиться в нем удалось с трудом. Он вытянул ноги, положил заряженный «Реммингтон» на колени, откинулся на спинку и зажег сигарету. Мориарти не курил, как он заметил, хотя на момент судьбоносной встречи на Стрэнде у него были с собой сигареты — очевидно, приготовил для Морана. Табачный аромат должен был испортить сладкий сон профессора и заставить его проснуться.
Так и вышло. Мориарти заворочался, завозился, а потом вскочил с таким проворством, какого Моран от него не ожидал.
Да, первым делом он дернул за шнурок... А вот оружие, похоже, держал где-то в секретере, рядом с которым сейчас сидел ночной гость, потому что попытался броситься туда. Ничего, после этого случая он определенно научится прятать револьвер под подушку.
— У вас совесть неспокойна, профессор, — сказал Моран из темноты, выпуская облачко дыма. — Вы мечетесь, как грабитель, пытающийся скрыть улики.
Мориарти замер на полпути к его креслу и едва слышно зарычал.
— Вы? Что вы здесь делаете? Разве мы не договорились обо всем вчера? Какие вам еще нужны указания?
Он старался справиться с собой, но его разбирал гнев. Кажется, он, как и Моран, не терпел чувства беспомощности перед другим человеческим существом.
— Не указания. Ответы. Или вы думаете, я поверил в историю с картами? Она довольно правдоподобна: кто не любит деньги. Но на ваше несчастье, дружище, я знаю о докторе Судирмане больше, чем вы полагаете... И больше, чем мне бы хотелось, — добавил он со смесью злости и отвращения.
— Вот как... — Мориарти, немного успокоившись, отступил на шаг, а потом и вовсе сел на постель, перекинув тонкое покрывало через колени. — Не думал, что вы встречались.
— Мы не встречались, — усмехнулся Моран, зажигая новую сигарету. — Тут я все еще могу быть вам полезен... Но я кое-что знаю о его занятиях. О том, почему он живет настолько уединенно. И... — он коснулся не ко времени занывшего шрама, — почему я настолько нужен вам, что вы подстроили то происшествие с экипажем и неожиданную встречу, лишь бы удержать меня в Калькутте. Отправься я в Силигури, в Дарджилинг, кто знает, не заинтересовался бы ли Судирман мной независимо от ваших планов. Доктор ведь очень любит такие сложные случаи...
Он наклонился вперед, чтобы встретиться взглядом с Мориарти. Часть лица его попала в пятно света, и он не без удовольствия представил, каким чудовищем выглядел сейчас: торчащая клочками борода, изуродованная щека, бугрящаяся шрамами, сожженное почти под корень ухо. Мориарти, однако, не дрогнул. В его глазах было нечто такое, что заставило вновь недобрым словом помянуть Судирмана: любопытство естествоиспытателя, которому попался необычный объект для исследования, не более. Все эти спятившие с ума ученые средних лет в чем-то были похожи...
— Вы, — сказал Моран веско, — решили купить не мой талант карточного шулера. И не мою винтовку. Вчера вы, профессор, купили мое лицо, вот только забыли поставить меня в известность о целях своей покупки. И я настаиваю, что для плодотворной совместной работы нам стоит получше узнать друг друга...
— Да уж, — пробормотал Мориарти. — Я, как оказалось, упустил что-то из ваших злоключений. Предлагаю вам убрать оружие и дать мне одеться. Ночь будет долгой. Мы сможем спокойно сесть и рассказать друг другу недостающие главы этой истории. Сделайте, пожалуйста, чай, мне не хотелось бы тревожить слуг.
Оставив его одного, Моран отправился выполнять требуемое, а затем они сели в гостиной в свете едва теплящейся газовой лампы с чашками чая, и Мориарти на правах хозяина начал рассказ первым.
— Судирман, — сказал он, — уродливое отражение современного общества, но отражение точное, дающее представление о том, чем живут сейчас люди его возраста: имеющие неплохие задатки, но из-за различных условностей не способные их реализовать. Кому-то недостает связей, кому-то — происхождения, кому-то — денег. Мы — честолюбивый средний класс, все волны и бури истории проходят над нами, а мы бы хотели влиять на происходящее, у нас хватило бы способностей управлять всем этим.
— Вы читаете периодику, Моран? Что вам сильнее всего бросается в глаза?
— Паника.
— Паника и смерть, все верно. Катастрофическое поражение при Маджуба-Хилл, бомба, унесшая жизнь русского самодержца, напряженность во Франции, бесконечные потери в Африке, в Афганистане, бунты в Ирландии. Коммунисты, анархисты, народовольцы... Не пройдет десяти-пятнадцати лет, как этот гнойник прорвется, и мы получим войну, какой еще не видели: бойню всех и со всеми.
— А вы, стало быть...
— Я вижу, что это неизбежно. И собираюсь подготовиться заранее. Войны — это выгодно. Большие войны — очень выгодно, но чтобы получить дивиденды через десять лет, нужно немало вложить сейчас. Европейская наука опережает время, но армия стояла и будет стоять на трех китах — хлопок, опиум, сталь. Или, если хотите: корпия, морфин, пушки. Владеющий этими ресурсами получит поистине неограниченное влияние на весь воюющий мир.
Мориарти кратко обрисовал схему, по которой он работал уже несколько лет, со времен некоего замалчиваемого им события, после которого ему пришлось покинуть университет. Быть у всех на слуху, точно династия Ротшильдов, в нынешние неспокойные времена — дурной тон. Он действует чужими руками, через подставных лиц, оставаясь скромным математиком и консультантом сильных мира сего. Его оружие — это расшатанная политическая ситуация во всей Империи и за ее пределами, это паника, во время которой так легко заключать абсолютно безумные сделки. Иногда панику можно даже создать искусственно. Именно благодаря искусственно накаленной обстановке у Оранжевой реки ему удалось почти за бесценок приобрести алмазное месторождение в районе Кимберли де Бирс. За пару-тройку лет продажа камней в Голландию и еще кое-какие сделки пополнили его подставные счета в швейцарских и немецких банках на весьма крупные суммы. Он продолжал рыскать по миру в поисках выгодных вложений — так что приглашение от лорда Мейо пришлось как нельзя кстати.
И вот тут-то Мориарти подобрался к самому важному.
Индия давно интересовала его. Крайне богатая сырьем, плохо управляемая страна, постоянно подверженная то голоду, то чуме, то мятежам... Под видом исполнения задачи генерал-губернатора Мориарти начал собирать сведения о туземных княжествах, о хлопковых и опийных плантациях, о том, на какие провинции сильнее всего повлиял Большой голод и где ему продадут и землю, и людей по выгодной цене.
Сильнее всего его привлек Кханджак — маленькая независимая область в Куч-Бихаре, бедная, голодная, славящаяся только глупостью своего болезненного феодала-правителя из клана Нараянов, того самого друга доктора Судирмана. А в последнее время присовокупившая к этому дурную известность провинции, в которой целыми семьями пропадают люди. Нет ничего удивительного, когда люди мрут во время голода. Но когда они просто исчезают... Тут явно что-то было нечисто.
Мориарти отправил в Кханджак одного из преданных ему друзей — и получил пугающие сведения о жутком докторе... А еще — образцы местной горной породы. Исследовав их по новой технологии, он едва не начал кусать себе локти от нетерпения. Железо Кханджака, добычу которого можно было поставить на поток, было идеальным для производства стали и чугуна. Его запасы поражали. Несколько сталелитейных заводов в этой области сделали бы Кханджак центром тяжелой промышленности Индии на долгие годы. Владеющий Кханджаком владел бы всем. Но перекупить землю ни официально, ни незаконно не представлялось возможным. Официальные сделки такого рода были запрещены королевой. А теневой мешала закрытость Кханджака.
Примерно в то же время он услышал об инциденте с Мораном и припомнил этого худого неулыбчивого юношу, всего в рыжих веснушках, — точно поцелованного войной. Что-то подтолкнуло его узнать о Моране побольше, наверное, слух о чудовищно изуродованном лице, который мог быть правдой, мог быть выдумкой, а мог — преувеличением, но все же... Так в его голове сложился план, при удачном исполнении которого он получил бы контроль над Басудевом Нараяном, тем самым больным правителем Кханджака, которого пользовал и которому был единственным другом доктор Судирман.
— С Басудевом все чрезвычайно просто. Он едва ходит, дышит с помощью специального приспособления, многочисленные болезни вот-вот доконают его. Единственный, кого он слушает во всем, это наш с вами образованный дикарь-даяк. Он настолько зависим от Судирмана, что практически подарил ему свою провинцию, тот распоряжается в Кханджаке, как у себя дома. Нет, — Мориарти сокрушенно покачал головой, точно для него вдруг стало ясно, каким непродуманным оказался его план, — я не стал бы так торопиться, я расставил бы сети для них обоих со всем возможным тщанием. Но доктор Судирман испортил мне все дело своими неумеренными аппетитами. Всего через несколько месяцев королевские чиновники, занятые переписью населения, прибудут в Кханджак: и что им расскажут? О пропавших детях, об опустевших деревнях? Это даст толчок к расследованию, провинцию наводнит военная полиция... И получить землю, оставаясь инкогнито, я уже не смогу. Поэтому мне нужно торопиться. А теперь, Моран, — он похлопал себя по колену, привлекая внимание, хотя собеседник и так слушал его напряженно и собранно, — закончите историю. Вы, насколько я понимаю, неведомым мне образом оказались замешаны в деле доктора Судирмана. И я хочу знать, насколько.
Моран наклонился над коленями и прикрыл глаза. Говорить было трудно и не хотелось, от воспоминаний снова заныли вены, горячо запульсировало под челюстью. Он старался не смотреть на мягко сияющий абажур лампы на столе между собой и Мориарти, потому что ему тут же вспоминался другой огонь: бесконечно горячий, неумолимый... Крики, запах паленого мяса и волос; боль, боль, боль.
— Моя часть истории гораздо короче вашей, профессор, — он потянулся ладонями к вискам, но уронил руки. И продолжил ровно, без эмоций: — Один раз оступившись, начинаешь чувствовать тягу к вещам, за которые повешение — мягчайшее из наказаний. Преступать закон становится чем-то вроде приятного развлечения, подбивать на это других — восхитительной игрой. Большой голод, о котором вы упоминали, развязал мне руки, а передышка в военных кампаниях нагоняла скуку. Так что я связался с опасными людьми и начал заниматься крайне увлекательными вещами, в сравнении с которыми охота на крупного зверя в джунглях, которой я развлекался раньше, показалась детской игрой в бирюльки. Если хотите знать, это было шулерство, контрабанда опиума, убийства. Выслеживать двуногих нравилось мне больше, чем выслеживать хищников, к слову, многие из них были хуже тигров. Мне хорошо платили, а однажды я познакомился с перекупщиком живого товара. Знаете, работорговля, если дело касается туземцев, — не самое большое преступление, в армии это не поощряется, но и не преследуется. Голод только развязал работорговцам руки. В некоторых отдаленных селениях детей — а моего нанимателя интересовали большей частью дети — продавали лично деревенские старосты: за мешок муки или хорошего буйвола можно было получить несколько сильных подростков. Я и несколько моих хорошо вооруженных товарищей действовали через пару перекупщиков, однако я всегда был любопытен и выяснил, кто в основном делает такие приобретения. Это был Судирман. Поначалу он скупал детей по разным княжествам и провинциям, так что я поработал на него и в Бангалоре, и в Ахоме... Мне захотелось выяснить, зачем ему столько людей. Он жил уединенно, не держал плантаций и шахт, к тому же купленные им дети, а потом и взрослые исчезали бесследно. Мне не нужно ведь рассказывать вам, что я узнал?
— Нет, отчего же? Продолжайте.
Моран поморщился.
— Хорошо. Судирман был хирург, специализирующийся на трансплантации и реплантации тканей, в частности — кожных покровов. Первые пересадки, выполненные по «индийскому методу», принесли ему известность среди военных медиков. Он восстанавливал лица пострадавшим от взрывов солдатам, лечил незаживающие раны. Но ему, похоже, не удавалось как следует поэкспериментировать на белых, те слишком щепетильны, гибель пациента на операционном столе может повлечь за собой судебное разбирательство. А уж пересаживать одному человеку кожу другого — и вовсе дело невозможное, где найти столько добровольцев? Так что он заперся на своей вилле и предался чистой науке, оперируя по десятку индийских и тайских рабов за день. Я не видел его работ, но слышал, что он довел свое ремесло до высот истинного искусства: создавал то ли демонов своей страны, то ли многоруких богов. А может, это все враки суеверных работорговцев...
— Нет, не думаю. Во всяком случае, именно такие слухи до меня доходили.
Усмешка Морана стала хищной:
— Не то чтобы меня это беспокоило. Я не слишком жалостлив, и чести у меня, как вы могли заметить, нет. Но мне не следовало считать себя безнаказанным. Об отношениях Судирмана и Басудева Нараяна я тогда не знал, доктор никогда их не афишировал. Кханджак подконтролен ему сейчас. А восемь месяцев назад он еще не настолько распоясался и скупал там детей по своей обычной схеме. Только в очень больших количествах. Я уводил из деревень их сперва по двое, по трое, а потом и целыми караванами. Да, в области был голод, как и везде. Но эти люди все же любят своих отпрысков. Знаете, как меня там называли?
— Откуда...
— «Тигром-людоедом». Тигры, знаете ли, поступают так же: уносят детей и пожирают их в своих логовах. В один прекрасный момент несколько деревень взбунтовались. Моих помощников-индусов перевешали, а вот со мной решили поступить иначе. Они, знаете ли, боятся лишить жизни королевского офицера, не хотят, чтобы наводить порядок прибыла кавалерия. Но им очень хотелось, чтобы тигр-людоед оставил в покое их селения, — Моран поднял лицо и уперся в Мориарти неподвижными, остекленевшими глазами. — Есть такое поверье: тигру, чтобы он въяве или в качестве духа перестал приходить в деревню, надо подпалить усы.
— Это они с вами и проделали? — спросил Мориарти ровно.
— Именно это. Сперва повалили на землю, вырвали оружие, а потом, пока самые сильные мужчины держали меня...
— Не продолжайте.
— Рассказать осталось совсем немного. Я бежал. Но обожженное, покрытое коростой лицо не спрячешь. В части узнали о моих проделках. Поднимать шумиху никому не хотелось, однако я со своей работорговлей и прочими делишками бросал тень на весь первый бангалорский саперный полк. Офицеры устроили тайный трибунал — милая армейская традиция! — единогласно осудили меня, отобрали саблю, срезали эполеты и потребовали подать в отставку. Я страдал от боли, был подавлен и поэтому подчинился беспрекословно. Однако мне удалось сохранить истинную причину ухода из армии в тайне — как я вижу, даже от вас.
— А теперь, — сказал Мориарти и поднялся, чтобы принести непочатую бутылку бренди — сам он не пил, когда мы поделились друг с другом своими секретами, скажите, Моран, готовы ли вы вернуть себе лицо, которое потеряли из-за неумеренности доктора Судирмана?
— Руками доктора Судирмана же?
— Именно. Насколько я его понимаю, а мне кажется, я понимаю его достаточно, он надеется с триумфом вернуться в официальную медицину. Для этого ему нужен европеоидный экспериментальный материал. Вы идеально подходите для такого маневра. Многие видели, насколько вы были изуродованы, а когда вы вернетесь обновленным...
— Мориарти, вы ничего не делаете просто так. Судирман ведь не станет пересаживать мне мою же кожу.
— Нет. Реплантанты со спины или c бедра не дадут нужного эффекта. Вы же видели солдат, которым сделали подобную пересадку? Это чуть менее уродливо, чем обычный рубец. Судирману понадобится лицо другого молодого белого мужчины. В идеале нужен ребенок, но на такое не решится даже он.
— Добровольца он, разумеется, не найдет.
— Вы отлично меня понимаете. Он тоже будет спешить, потому что грядущая перепись беспокоит и его, нужно вернуть себе статус гениального-врача как можно скорее, и тогда он, вероятно, не попадет по суд. А я буду рядом, чтобы стать свидетелем страшного убийства молодого человека с последующим снятием кожи... Если этот человек будет еще жив, преступление повергнет в шок каждого. Судирман отдаст мне все, чтобы это не получило огласку.
— Идея с картами была несколько менее безумной.
— С безумцами, — наставительно сказал Мориарти, — работают только безумные методы. Так вы согласны лечь под скальпель этого ублюдка?
— Шанс вернуть лицо и вернуться в Англию против шанса сдохнуть на столе под хлороформом, как раскромсанная лягушка? — спросил Моран насмешливо.
Мориарти смотрел на него, выжидая, не улыбался, не торопил, и лицо его в рассветном сумраке казалось мягче и моложе.
— Напомнить вам о партнерстве и половине дохода?
— Нуждаться вы точно не будете, — заверил его Мориарти, и, насколько понимал Моран, он действительно намерен был приложить к этому все усилия.

@темы: R - NC-17, БИ-5, команда "Рапира", Перевод или фик. Драма/ангст

---

Драма/ангст: "Нет никакого дома", Шерлок ВВС, фик, ШХ|ДУ, G, миди, драма

[Дротики]

Название: Нет никакого дома
Автор:  Трегги Ди
Беты: анонимный доброжелатель  4141112,  Staisy_,  Ural Lynx
Версия: ВВС
Размер: миди
Пейринг: ШХ|ДУ
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Саммари: Джон Уотсон — врач в психиатрической клинике, а Шерлок — его пациент. Ретеллинг книги/фильма "Планета КА-ПЭКС".
Дисклеймер: Все права кому-то принадлежат. Но нас всё равно не засекут, даже если мы ими воспользуемся.
Предупреждения: тотальное АУ психиатрии.
Примечание: Работа выполнена командой "Дротики" для Большой Игры-5.
Тема задания:драма/ангст, перевод или фик. Современность
Размещение: с разрешения автора
Скачать фик с АО3 можно по ссылке


«Это не было особым случаем», — написал Джон Уотсон, медленно выводя каждую букву.

«Пациент Ш обладал распространенным набором симптомов: галлюцинации, ложные воспоминания, навязчивые идеи, бред, гиперактивность, апатия, амнезия. За годы пребывания в психиатрических клиниках пациенту Ш ставили диагнозы: шизофрения, маниакальный психоз, психопатия, аутизм. Проведенные диагностики и дальнейшее наблюдение не смогло подтвердить ни один из этих диагнозов.

Два месяца назад пациент Ш был переведен в психиатрическую клинику Бродсли, где я был назначен его лечащим врачом. В связи с особенностями поведения пациенту был назначен испытательный срок с возможностью остаться в клинике в случае, если лечение окажется эффективным. Следующим пунктом назначения после Бродсли предполагалась клиника Эйсид-хаус для неизлечимых больных.

Основной установкой пациента было утверждение, что он представитель внеземной расы, занимающий человеческое тело. Пациент Ш заявил, что прибыл на Землю для исследований».

Джон поднял голову и посмотрел в окно. Солнце садилось. Встряхнув ручку, Джон склонился над тетрадью и дописал:
«По истечении испытательного срока пациент Ш покинул клинику. Как его лечащий врач, я хочу сделать следующее заявление».

Джон глубоко вздохнул и вывел последнюю строчку. Он надавил на бумагу слишком сильно, так, что с обратной стороны страницы появились выпуклости, зеркально отражающие написанное. Джон провел по ним кончиком пальца, прежде чем встать из-за стола.

Он оставил тетрадь открытой, как и окно. Последние лучи солнца наполнили комнату золотым светом, шелестом откликнулись кроны деревьев на внезапный порыв ветра. Джон расправил плечи и вышел из кабинета, чеканя шаг, словно вместо халата на нем была военная форма.

Когда он ушел, ветер смахнул ручку со стола и перевернул страницу.



***



Первое, что запомнилось Джону, были его глаза. Светлые, полностью бесцветные. Сначала он решил, это линзы или что-то вроде. Потом подумал, что, возможно, нарушение на генетическом уровне. Недостаток меланина в радужке. Такое бывает.

Мужчина сидел в кресле посреди комнаты. Когда Джон вошел, он не обернулся, никак не отреагировал. Не выказал беспокойства, даже когда Джон оказался за его спиной, вне поля зрения. Джон медленно пересек комнату, пользуясь каждой секундой, чтобы запомнить детали. Обдумает он их позже. Пациент сидел в кресле так, словно находился у себя дома. В безопасности. Он выглядел довольно уверенно; кисти рук расслабленно лежали на подлокотниках, плечи были опущены, спина соприкасалась со спинкой кресла. Он не издавал никаких раздражающих звуков, присущих многим другим пациентам, например, страдающим ОКР: ни щелканья языком, ни клацанья зубами, ни постукивания ногтями по подлокотникам. Взгляд пациента был прикован к стене напротив, но, когда Джон занял свое кресло, остановился на его лице. Тогда Джон и заметил странный цвет его глаз.

— Здравствуйте, Ш, — сказал Джон негромко. Мужчина глядел, не моргая. Джон представился, сказал несколько необходимых слов о целях сегодняшней встречи, но реакции не последовало. Это не было похоже на ступор или намеренное враждебное игнорирование. Скорее, Ш выглядел… скучающим.

Он не казался опасным, но Джон привык не верить первому впечатлению. Он взглянул на запястья Ш. Широкие розовые следы. Такие остаются от смирительных ремней на кровати, если затянуть их недостаточно туго.

— Итак, вы утверждаете, что прилетели к нам с планеты 221, — сказал Джон. Ш моргнул, наконец, медленно, как рептилия.

— А вы утверждаете, что врач-психиатр. Это интересно: хирург и психиатр в одном флаконе. Вы переквалифицировались, когда вернулись с войны. Хотя могли бы вернуться в хирургию — ваш перемежающийся тремор был психосоматическим, и вы от него избавились достаточно быстро. Но, полагаю, была веская причина податься в психиатрию. Что-то вроде: «С меня достаточно крови и мертвых тел». Человеческие сантименты.

Его голос звучал совсем буднично и показался вдруг Джону смутно знакомым.

— Как вы… нет.— Джон покачал головой. Очевидная провокация. У Джона еще будет время выяснить, кто сообщил Ш детали его биографии. — Вы знаете, где вы находитесь?

— Я знаю строение вашего ДНК, все цифры числа Пи, состав грунта в любой точке земного шара, поименно всех композиторов XVIII-XXI веков, координаты крупнейших военных баз стран «Большой восьмерки», этапы трупного окоченения, химические формулы большинства известных лекарств, последовательность движений в танце, семь видов боевых искусств, характеристики всего существующего на сегодняшний день огнестрельного оружия, двести сортов табака и девять иностранных языков, в том числе язык программирования.

Джон поднял бровь. Мужчина отвернулся, вдруг потеряв к нему интерес.

— Да, — сказал он хмуро, — я знаю, что нахожусь в психиатрической клинике Бродсли, Англия. Мне также известно, что вы — Джон Уотсон, мой новый лечащий врач. Впрочем, вы еще можете передумать.

— А вы хотите, чтобы я передумал?

— А вы? — Ш отбил подачу. Он провел пальцем по подлокотнику, потом снова взглянул на Джона своими бесцветными глазами. Подался вперед, согнувшись пополам. Его лицо ничего не выражало. Никакой угрозы в голосе. Предельно нейтральная фраза.

— Может быть опасно.

Джон вышел из комнаты и поспешил вниз по коридору, засунув руки глубоко в карманы халата. Сара ждала его снаружи и теперь поспешила следом.

— Ну? Что скажешь? — спросила она.

— Интересно. И он не выглядит буйным.

— Он тебя очаровал!

— Что? — Джон даже притормозил. Сара победоносно улыбнулась, кивнула, тряхнув волосами.

— Он тебя очаровал, это нормально. Такое уже случалось с его предыдущими докторами. Не позволяй ему тобой манипулировать.

— Я еще не сказал, что беру его дело, — возразил Джон ворчливо. Сара наморщила лоб.

— Кого ты обманываешь?

— И действительно. Знаешь, что меня больше всего зацепило? — Они продолжили путь вниз по лестнице, в холл, где сплетались голоса множества пациентов. — Он знал все обо мне. Такие вещи, которые невозможно угадать.

— Это его обычный трюк. Мы провели в одной комнате около минуты, и он уже выдал мне все про неудачное замужество.— Сара помахала рукой без кольца.

— Это просто. Медсестры до сих пор сплетничают, он мог услышать от кого-нибудь.

— Тогда поговори со Стэмфордом, его куратором. Майк расскажет тебе больше про всякие чудеса. Этот пришелец… он просто ходячий цирк. Скучно тебе с ним не будет.

Сара развернулась и зашагала к одной из пациенток, как обычно, прерывая разговор на середине. Джон посмотрел ей вслед. О чем она знала, о чем догадывалась? Они были друзьями, но Джон не рассказывал ей о том, что кошмары вернулись, что нога снова начала болеть. Не тот уровень доверия. И все-таки казалось совсем не случайным, что именно ему поручают «нескучного» пациента.

«Может быть опасно», — вспомнилось Джону. Забытое чувство поднялось в нем, задрожало глубоко внутри. Словно шепот интуиции, словно тоненький звук, с которым на героя в мультфильме с большой высоты летит рояль.



***



— Переодевался в охранника, крал важные документы, взламывал кабинет главного врача, организовывал бунт среди пациентов, пару раз дрался, однажды включил пожарную тревогу посреди ночи, дважды менял лекарства…

— Менялся с кем-то?

— Нет, менял общие. Просто перепутал их между собой, так, что пациенты получили чужие препараты. Хуже всего было с теми, кому прописаны седативные.

— Он объяснил, зачем это сделал?

— Да.

Майк Стэмфорд замолчал, весело глядя на Джона сквозь стекляшки очков. Джон наморщил лоб, усмиряя свое нетерпение. Майк любил делать многозначительные паузы. Наконец произнес:

— Ему было скучно.

— Скучно?

— Так он сказал. Ему было скучно.

— Что-нибудь о прошлой жизни?

— Ни снов, ни воспоминаний. Его нашли три года назад бредущим по дороге здесь, на окраине города. Босиком. Ступни были стерты едва ли не до костей. Он сказал, что не чувствует боли.

— Наркотики?

— Чист. Он сказал, что в принципе не способен испытывать боль. — Стэмфорд улыбнулся. — Счастливец, а?

Джон положил руки на колени, сжимая левую чуть сильнее.

— Выложил про меня все, такие вещи, которые я своему психоаналитику не рассказываю. Если тебе интересно, раздобуду кое-какие записи из предыдущей клиники.

— Что-то еще? Помимо личного дела и анамнеза?

Стэмфорд смущенно кивнул.

— Ребята делали ставки. Ну и… записывали его достижения. То, как он вычисляет в уме. Как угадывает некоторые вещи. Невероятно. Его способности… — Майк взглянул на Джона искоса, помолчал пару секунд. — Если бы я чуть больше верил в сверхъестественное и чуть меньше знал о психопатологиях…

Еще одна пауза длиной в минуту.

— Можно подумать, он и впрямь не один из нас.

После чего они засмеялись, оба. Громко и принужденно.



***



«Вы хотите сказать, что не чувствуете боли? Вообще? Никогда?»

«Вообще. Никогда».

«Чем вы это объясняете?»

«Особенностями физиологии. Мой вид предпочел избавиться от некомфортных ощущений в ходе эволюции».

«Но разве боль не приносит свою пользу? Как сигнал о неполадках в организме, предупреждение об опасности…»

«Для этого мы используем интеллект».

«Хорошо. Но вы сказали, что находитесь в человеческом теле. Люди обычно чувствуют боль».

«Поэтому я и выбрал этого человека».

«Что вы имеете в виду?»

«Вам действительно так важно это узнать?»

«Да. Пожалуйста».

«У этого нет сердца».

«У этого человека?»

«Да».

«Где же его сердце?»

Пауза.

«Выжжено».

Джон выключил диктофон, и тишина в комнате стала просто оглушающей. Он подошел к окну, посмотрел сквозь свое отражение вниз, на блестящую пустую дорогу. Слишком тихий район. Он всегда знал, что такие места не для него. Но квартиру снимать нынче дорогое удовольствие, чтобы выбирать по своим прихотям.

Развернувшись, он зашаркал к столу, чтобы выключить лампу. Потом лег на кровать. Простыни уже остыли. Смятые, они походили на тряпичное мелководье. Джон закрыл глаза, поднес руку с диктофоном ко лбу и нажал на кнопку, чтобы перемотать в начало разговора.

Очередной кошмар. У него есть еще пара часов, прежде чем он сможет заснуть. Лучше заняться работой.



***



Проблемы начались довольно скоро. Одним утром Джон направлялся к палате Ш и увидел, что дверь в комнату закрыта, что всегда было строго запрещено. Более того: ручка двери яростно дергалась, а дверь вздрагивала от ударов. Джон решил было, что кто-то из пациентов решил подшутить над Ш— тот был не слишком популярен среди местного населения. Но когда Джон повернул ручку, дверь с легкостью распахнулась и из комнаты вылетела санитарка. Она врезалась в Джона всем своим птичьим тщедушным телом, и Джон невольно приобнял ее, удерживая от падения. Джон узнал Мэри Морстен и увидел, что она задыхается от слез.

Оттолкнув его, Мэри побежала прочь по коридору. Задники уродливых больничных сандалий громко шлепали по полу.

Джон ринулся в палату. Он ожидал увидеть что-то ужасное: Мэри была стойкой девушкой и многое повидала за годы работы в клинике, ее было не так-то просто довести до слез. Но Ш просто сидел на кровати, безучастный и равнодушный.

— Что здесь случилось? — спросил Джон. Вышло злее, чем он собирался.

— Небольшая беседа.

— Могу я узнать подробности?

— Просто указал на явное. Не стоит прожигать меня гневным взглядом, доктор Уотсон.

Больше ничего от Ш добиться не удалось.

Зато позже Джон выяснил все у Мэри. Сначала он невольно подслушал ее ссору с Ричардом Теннетом. Они были вместе больше года и отлично подходили друг другу: юные, красивые, с какими-то одинаковыми улыбками. Роман не мешал их работе — никаких поцелуев в укромных уголках, флирта на работе. Но в этот раз все было иначе. Джон присел рядом с Робертой: она была пациенткой с ранней деменцией. Сейчас Роберта казалась очень расстроенной. Она сидела на корточках, прислонившись к коридорной стене.

— В домике. Он в домике, — пробормотала она, когда Джон аккуратно коснулся ее локтя. Из открытых дверей палаты доносились резкие голоса.

— И что, ты всерьез собираешься верить инопланетянину? Или все-таки послушаешь, что скажу тебе я?! — почти крикнул Ричард.

— В комнате отдыха включили телевизор. Ты хочешь посмотреть телевизор, Роберта? — негромко спросил Джон, заглядывая в выпуклые темные глаза. — Может, пойдем прямо сейчас?

— А его шляпа? — с беспокойством спросила женщина.

— Да. С ней все будет в порядке, — заверил Джон, помогая пациентке встать на ноги. Она зашаркала ногами в сторону туалета. Джон убедился, что Роберта не заблудится, и вернулся к палате. Осторожно заглянув внутрь, он встретился глазами с Мэри. Она сидела на расправленной постели, вытирая щеки.

— Мне следовало догадаться. Было слишком хорошо, а со мной не происходит хорошего.

Джон сел рядом. Неловко поискал в карманах — разумеется, у него не было платка. Он понятия не имел, что делать с плачущими женщинами. Но для начала пометил в мысленном списке: иметь при себе платок.

— Я подозревала что-то такое, просто не хотела замечать. А потом этот марсианин… он говорил ужасные вещи. Про Ричарда. И все оказалось правдой. Не понимаю, как я могла не видеть этого.

Джон осторожно обнял Мэри за плечи. «Слишком худая, — подумал отстраненно. — Стоит угостить ее обедом». Несмотря на юный возраст, у Мэри уже была своя трагическая история в прошлом. Ранее замужество, прогрессирующая болезнь — и в свои двадцать семь Мэри оказалась вдовой. Как и Джон, Мэри использовала любой удобный случай, чтобы задержаться на работе как можно дольше. Как и Джон, держалась приветливо, но отстраненно. Возможно, они были родственными душами.

— Теперь я все думаю, как он узнал. Как он все понял про нас… просто взглянув на меня, — сказала Мэри, прекратив всхлипывать. — Я поменяюсь с кем-нибудь из девочек. Может, возьму пару отгулов. Не хочу его больше видеть.

— Ричарда? Или Ш?

— Их обоих.

Узнав о случившемся, Сара зловеще произнесла:

— Вот оно. Начинается. В предыдущей клинике он натворил дел — скандалы, конфликты, разводы, драки… массовые увольнения. Так что это еще только начало.

— Думаешь, он делает это нарочно? С какой-то целью?

— А ты думаешь, случайно? — Сара покачала головой. — Мне не нужны проблемы, так что не допусти их появления. Присматривай за ним. Если потребуется изолировать — так и поступим.

— Не думаю, что это пойдет ему на пользу. — Джон вспомнил кое-что важное.— Что-нибудь известно о прошлом? Может, в ходе бесед или…

— Ты ведь читал дело. Его прошлое — открытый космос.

— Он сказал, его сердце выжгли. Я думаю, тут дело в женщине. Надо идти в эту сторону. Свободные ассоциации, гипноз или…

— Ты не первый, Джон, — перебила его Сара насмешливо. — Гипноз, проекции, индивидуальная терапия, групповая терапия, телесно-ориентированная терапия. Торазин, Хлорпомазин, Клозапин, Оланзапин, Арипипразол, Рисперидон, Трифлуоперазин…

— Хватит, я понял. Все, что можно и что нельзя, с ним уже сделали. И что тогда мне остается?..

— Просто держи его в узде.

— Держи его в узде? — Джон уставился на Сару, высоко подняв брови. Она сделала вид, что смутилась.

— Послушай, ты не так давно в психиатрии. Можно сказать, еще новичок. А это — безнадежный случай. Два месяца здесь, у нас, в Бродсли— просто отсрочка. После он отправится в Лондонский институт психиатрии, если покажет улучшение, или в Эйсид-хаус, если продолжит создавать проблемы. Все, что требуется от тебя — держать его в узде. Я не говорю, что ты не должен слушать его, строить гипотезы и пробовать новое лечение. Наоборот! Полный вперед, зеленый свет. Если тебе повезет — это будет замечательно. Нет — Ш отправится дальше, а ты получишь нового пациента, конец истории.

Временами Сара вспоминала, что является заведующей отделением, и в ее голосе появлялись покровительственные нотки. «Спасибо за доверие», — выдавил Джон, а в ответ получил непроницаемый взгляд.

***



Но лучше всего такие взгляды удавались Ш.

— Некоторое время Мэри не сможет появляться, — начал издалека Джон, заглянув к Ш перед сном. Тот лежал, вытянувшись в струнку, на кровати. Меланхолично глядел в потолок. Ответил не сразу, словно набирался сил для простого действия.

— Мэри?

— Та девушка, что убирает у тебя в палате.

— М-м.

— Светлые волосы. Большие глаза. Невысокая.

— Все на одно лицо.

— Все девушки?

— Люди. Так или иначе — не моя сфера.

— И что это должно значить?

Ш не ответил. Смежив ресницы и сложив на груди руки, он продолжил изображать покойника.

— Утром ты сильно расстроил ее, — не сдавался Джон. — Не стоило этого делать.

— Всего лишь сказал правду.

— Правда иногда причиняет боль. Другие люди — они чувствуют боль. Постарайся помнить об этом.

— Несущественная информация.

Джон глубоко вздохнул.

— Не люблю людей, — поделился вдруг Ш. — Глупые. Громкие. В большинстве своем — злопамятные и бесполезные. Постоянно совершают ошибки.

— Но сегодня ошибку совершил именно ты, — возразил Джон. — Это очень серьезно. Ты знаешь, что через два месяца тебе придется отправиться дальше? И только от тебя зависит, куда именно.

— Да. Я знаю. — Ш открыл глаза, тревожно вглядываясь в потолок. — Я отправляюсь домой.
***





Ш отказывался от еды, и Джону это совсем не нравилось. В то время как все пациенты собирались в столовой клиники, Ш оставался в палате. Он никогда не покидал своей комнаты, если только за ним не приходил санитар, чтобы отвести на лечение. Сара уже упомянула о внутривенном питании — возможно, им придется прибегнуть к этому. Джон знал, что такие настроения для Ш— не редкость. Это было описано в личном деле. «Голодает. Может молчать сутками». Предполагалось биполярное аффективное расстройство — сменяющие друг друга стадии гиперактивности и полной апатии.

— Есть скучно, — пояснил Ш, когда Джон принес ему завтрак в палату.

Ш лежал на кровати, скрючившись самым немыслимым образом. Он глядел в одну точку.

Джон уместил поднос на крохотном прикроватном столике, потом раздвинул шторы. За окном был великолепный солнечный день.

— Очень жаль. Такой завтрак пропадает.

— Ни в чем себе не отказывай.

Джон отломил кусочек омлета. По вкусу напоминало пенопласт.

— Расскажи мне про свою планету, — попросил Джон. Отхлебнул немного сока: нужно было перебить вкус омлета во рту. Ш даже не поднял головы от подушки.

— Что именно тебя интересует? Координаты? Населенность? Скорость вращения?

— Например, где вы живете? У тебя был свой дом?

— Разумеется. Ничего примечательного. Миленькое местечко.

— Можешь его описать?

— Не вижу смысла. Это слишком далеко от тебя. Как если бы ты попытался объяснить мне смысл вашей странной игры с воротами. Люди не способны представить вещи, подобных которым никогда не видели.

— Ну, я мог бы попытаться. Стой, погоди… игра с воротами? Футбол? Крикет? Лакросс?

— Не моя сфера.

Джон сделал еще глоток, жестом предложил Ш присоединиться. Тот закрыл глаза. Ничего не оставалось, кроме как спрашивать дальше.

— Твоя семья, должно быть, скучает по тебе, когда ты покидаешь планету?

Ш не ответил.

— Ты часто путешествуешь?

— На Земле — впервые. — Ш открыл один глаз, чтобы проследить за тем, как Джон роняет помидор-черри с вилки. — Не впечатлен.

— Ну, ты выбрал неподходящее место, чтобы знакомится с планетой.— Джон обвел взглядом комнату. — Я мог бы составить список мест, которые нужно посетить внеземному туристу.

— Не утруждайся. Я отбываю через месяц и двадцать один день.

— Где ты припарковал свою тарелку? — хмыкнул Джон, но потом понял, что это прозвучало грубо. Он хотел было извиниться, но Ш все равно не понял его: уставился на тарелку из-под омлета, изумленно приподняв брови, а потом снова уткнулся щекой в подушку и прикрыл глаза.

— Как давно ты к нам прибыл?

— Мое время нелинейно. А с вашим я все время путаюсь. Оно не подчиняется законам логики.

— М-м, сэндвич просто объедение! Оставить тебе половину? — Ш скривился. — Наверное, твоя семья очень обрадуется твоему возвращению, — не сдавался Джон. Ш снова промолчал, и тогда пришлось спросить напрямик:— Ведь у тебя есть семья, Ш?

— Не в твоем понимании. На моей планете каждый сам себе семья. Это случилось в ходе эволюции. Очень удобно — предохраняет от многих ошибок, бережет время.

— Да и на рождественских подарках можно сэкономить, — улыбнулся Джон. Ш повернулся на спину, щурясь от солнечного света, заливавшего комнату. Джон использовал вилку, чтобы послать солнечный зайчик в путешествие по лицу Ш. Ш приоткрыл рот, будто почувствовав и попытавшись проглотить его.

— А что насчет подружки? — спросил Джон ровно.

— Уже говорил. Не моя сфера.

— Тогда, может, парень?

Ш распахнул глаза и неловко произнес:

— Я польщен твоим интересом... Но, по-прежнему: не моя сфера.

И Джон решил, что вопросов на сегодня достаточно.

@темы: БИ-5, G - PG-15, команда "Дротик", Перевод или фик. Драма/ангст

---

Драма/ангст: "Юдифь", АКД, фик, ШХ, новые персонажи, G, миди, драма, детектив

[Дротики]

Название: Юдифь
Автор:  сосочки
Беты:  Ural Lynx,  Staisy_
Версия: АКД
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс, много новых персонажей
Категория: джен
Жанр: драма, детектив
Рейтинг: G
Саммари: Весна после войны.
Дисклеймер: Все права кому-то принадлежат. Но нас всё равно не засекут, даже если мы ими воспользуемся.
Предупреждения: шотландские имена
Примечание: Работа выполнена командой "Дротики" для Большой Игры-5.
Тема задания: драма/ангст, перевод или фик. Викториана
Размещение: с разрешения автора
Скачать фик с АО3 можно по ссылке


Весна 1919 года для многих моих соотечественников стала самой счастливой в жизни. Закончилась великая война, мы пережили зиму, и с вешними водами, казалось, уходят все невзгоды, затягиваются раны и забываются обиды.
Однако вопреки общему настроению, я пребывал в самом мрачном расположении духа. Приметы весны, обилие солнца и бравурные передовицы в газетах раздражали меня несказанно. Марта, приходящая экономка, которую я крайне ценил за фирменную валлийскую молчаливость и умение отлично готовить крепкий куриный бульон, пригрозила мне расчетом, потому что моя обычная ворчливость той весной перевесила размер жалования, которое я мог ей выплачивать.
Мой небольшой уединенный коттедж, который прежде только радовал меня, теперь, с приходом этой злополучной весны, стал скрипеть всеми своими ступенями, хлопать рассохшимися ставнями и пахнуть плесенью. Довершило дело огромное мокрое пятно, в середине марта растекшееся по потолку спальни на втором этаже.

— Что это еще за дьявол? — спросил я Марту, тыча в потолок концом своей трости. Да, к тому времени я обзавелся тростью. Не то чтобы она была мне так уж необходима — ноги, слава хорошей наследственности, держали меня все также крепко. Хорошая крепкая трость не будет лишней, если вы вздумаете стрясти яблоки с самых высоких веток, прогнать настырного коммивояжера от своей двери или вот как я — указать экономке на мокрое пятно на потолке.

Марта задрала голову, отчего ее шея на время избавилась от жировых складок толщиной с мое запястье. С прилежным вниманием она вглядывалась в мокрую штукатурку до тех пор, пока мутная капля не опустилась прямо ей между глаз.

— Протекло, мистер Холмс, — сказала Марта, глядя на меня с укором.

О, я хорошо знал, в чем она меня упрекает: еще прошлой осенью ее сын Мэтью, кровельщик, пытался выманить у меня несколько десятков фунтов на ремонт черепицы на крыше. Да только я отказался категорически! И совершенно не из скаредности — думаю, всякому известно, что Шерлок Холмс не скупец, а просто потому, что в этом не было совершенно никакой необходимости. Кроме того, он бы стал стучать, забираться на крышу и переругиваться со своими помощниками. Я слишком долго мечтал о покое, чтобы позволять какой-то крыше нарушать его!

— Это ветки каштана разбили черепицу, — ответил я, раздраженно постукивая тростью по полу.— Если бы Мэтью спилил каштан, как я просил осенью, крыша была бы в порядке.

— Помилуйте, мистер Холмс, — ответила на это справедливое замечание Марта, — вы же сами в последний момент передумали!

Ну каково! На меня же еще свалить всю вину. Я не стал спорить, сочтя препирательства ниже своего достоинства.

— Дождь закончится, и все просохнет, — сказал я. — Ступайте, ступайте, Марта, яичница с беконом сама себя не пожарит, а я умираю с голоду.

Марта пожала плечами и потопала вниз. Лестница скрипела и вздыхала под ее тяжелыми шагами. Если бы экономки брали за свои услуги согласно весу, я бы разорился.

К вечеру мокрое пятно заняло почти весь потолок, а в северном углу отвалился небольшой кусочек штукатурки, но я все равно наотрез отказался перемещаться в гостиную или, чего доброго, в соседнюю гостевую спальню. По правде говоря, гостей у меня не было уже несколько лет. Но когда Марта отыскала ключи в ящике кухонного стола и отперла дверь, оказалось, что потолок там девственно чист — видимо, соседний скат крыши оказался крепче. В этой комнате точно также пахло сыростью, как и во всем остальном доме, по углам притаились пауки, но в трехстворчатое высокое окно беспрепятственно проникали розовато-золотистые закатные лучи, да и кровать была заметно шире моей...
Все потому, что кое-кто, гостивший, бывало, в этой комнате чаще других, любил поспать подольше по утрам и обладал крепкой конституцией бывшего военного.
Доктор Уотсон, а я, конечно, веду речь о нем, еще в 1903 году скоропостижно связал себя брачными узами, и это, без всякого сомнения, был единственный эгоистичный поступок, который он совершил в жизни.
Я немного постоял у пыльного окна, посмотрел на заросший кустами жимолости задний двор и решительно вышел из комнаты. Нет, ночевать в этой обители скорбных воспоминаний я не стану!
Ночью, ворочаясь в сырой постели, я долго не мог уснуть. Один из существенных недостатков старости — воспоминания лезут к тебе непрошеными трутнями в улей и беспрепятственно пожирают мед сладкого сна. С потолка капало в подставленный Мартой таз — и эта капель напомнила мне о скоротечности жизни.
Капля с потолка упала мне на нос, и я сел на кровати. Нашарил трость и спустился вниз, в гостиную. Здесь было светло почти как днем, потому что в высокие окна эркера беспрепятственно проникал лунный свет. Спичек на каминной полке, конечно, не оказалось. Эта дура Марта прятала от меня и сигареты, якобы по рекомендации врачей. Но у меня в кармане старого мышиного халата всегда найдется несколько измятых, но вполне годящихся в употребление. Я наугад открыл пару ящиков секретера — где-то там, среди бумаг, я совсем недавно видел коробок. С одной из полок письма, которые я убирал с каминной полки, когда ножик уже отказывался их удерживать, соскользнули прямо на пол. Я позволил себе выругаться вслух. Зато под этой пачкой я как раз и обнаружил спички. Письма я подбирать не стал, уселся в кресло, закурил и начал разглядывать их прямо на полу. По конверту письма можно определить его содержание с точностью до девяноста процентов — я даже одно время подумывал написать об этом статью в «Новейший вестник Скотленд-Ярда», но потом передумал — современные сыщики отвыкли пользоваться своим умом, постоянно привлекают экспертов и бегают по следу еще хуже покойного Лестрейда. Среди писем была парочка от моих поклонников из Японии, несколько счетов, голубой конверт от общества пчеловодов-любителей «Соты и прополис», письмо из Лондона... Еще один конверт из плотной бумаги, стоимостью не меньше шиллинга. А это интересно! Я не без труда наклонился и подобрал это послание. Письмо из Лондона я тоже сунул в карман с намерением перечитать его позже.

В плотном конверте оказалось, как я и ожидал, несколько чопорное приглашение погостить от моего давнего приятеля сэра Лайона Дирресдира из Дьюри. Приглашение было отправлено прошедшим летом, и, должно быть, в шотландских предгорьях в прошлом году сезон охоты был особенно выдающимся. Теперь же, надо думать, там еще мокрее, чем у меня в Сассексе. Но что мне за дело до погоды, если у владельца замка хватает угля, чтобы жарко натопить камины в гостевых комнатах! Да и виски из Дьюри славится на всю страну!
Решено! Я поднялся, добрался до кухни и разбудил Марту.

— Чего это вы, мистер Холмс, не спите? — захлопала она на меня заспанными глазами. — Да еще и курите!

— Мне некогда спать, дорогая Марта, — сказал я. — Дела зовут меня в Шотландию, в Дьюри! Нужно срочно собрать вещи!

Марта запахнула халат на необъятной груди и посмотрела на меня недоверчиво. В старости есть свои преимущества, но то, что тебя перестают принимать всерьез, к ним отнюдь не относится.

— Поторопитесь! — прикрикнул я и гордо удалился наверх.



Сигареты, трубка, набор для чистки обуви и запас носовых платков — вот и все, что требуется джентльмену в путешествии. Искусство довольствоваться малым ради большего хорошо усвоено англичанами — это и делает нашу нацию великой.

К обеду я был готов отправиться в путь. Наскоро перекусив вчерашним рагу, я дружески похлопал Марту по плечу, оставил ей деньги на починку крыши и, усевшись в двуколку, отправился в Брайтон, чтобы сесть там на поезд.

В Лондоне мне надо было пересесть на экспресс до Эдинбурга, и я воспользовался перерывом между поездами, чтобы прогуляться по городу.

Письмо, отправленное лондонской почтой, все еще хрустело у меня в кармане.

На Виктория-лейн я купил кулек чипсов в чесночном соусе, сел в сквере на скамью и достал конверт. Аккуратные строчки адреса были выведены тонкими чернильными линиями, несомненно, женскими руками. В графе «кому» дама вывела мое имя с нажимом, а имя Уотсона как отправителя написала с явной неохотой. Я передумал читать письмо и со злостью засунул его в карман. Потом доел чипсы, поделившись с настырными белками, и отправился на вокзал Кингс-Кросс.

В наше время технический прогресс настолько облегчил жизнь жителям Британских островов, что путь из деревушки в Сассексе к шотландскому побережью Северного моря занимает всего ничего! А скоро, с развитием воздухоплавания, этот путь и вовсе займет у вас часа два.

Замок Дьюри, однако, был верен традициям и чужд прогрессивным нововведениям. По дороге от железнодорожной станции до замка я полностью вымок под проливным шотландским дождем, перед которым его сассекский собрат бледнеет и скромно опускает глазки, как курсистка. Никакой зонт и даже самый прочный непромокаемый плащ из каучука, называемый по фамилии хитроумного изобретателя «макинтош», не может защитить от настоящего северного ливня.

Но вопреки погоде, прием меня ждал более чем радушный. Хозяин замка, мой старый знакомый, лорд Лайон недавно овдовел. Замком и землями управлял его старший сын Дишенси, который встречал меня в большой каминной зале замка вместе с отцом. Дишенси Дьюри при первой встрече показался мне чрезмерно чопорным и надутым. Такое случается со старшими сыновьями, когда отец не торопится отойти в мир иной и передать наследство. Важности они добирают манерами.

— Комнаты для вас приготовлены в правом крыле, мистер Холмс, — сказал он в нос, вяло пожимая мне руку.

— Извините моего сына, Шерлок.— Лайон дружески похлопал меня по плечу. — В свое время он учился во Франции, а вы знаете, чего стоит тамошнее образование!

Дишенси скривил лицо, но удержался от ответной реплики.

Лорд Лайон сам проводил меня до двери. Толстый дворецкий нес мой саквояж.
Надо отметить, что Лайон Дирресдир отличался, как все старые шотландцы, отчаянной любовью к старой Шотландии, искренним патриотизмом и некоторым презрением к нам, англичанам. Однако по воле своего покойного отца он учился в Кембридже, на два курса старше меня, и к шотландскому примешал национализм британский, который выражался главным образом в нетерпимости ко всему французскому. Был он еще крепок, обладал пышнейшими седыми бакенбардами и носил на круглой лысой голове национальный берет.

— Ужинаем в шесть, в малой столовой, без церемоний,— сказал он, оглядывая мою комнату с довольным видом радушного хозяина. — А завтра, когда осмотритесь, я покажу вам свою коллекцию ружей и прикажу поднять нам уток поутру.

Я сердечно поблагодарил лорда Лайона, хотя и совершенно не испытывал его энтузиазма по поводу охоты. По правде говоря, с большим удовольствием я бы осмотрел его библиотеку, а еще лучше — курительную комнату с неиссякаемым графином виски на столике у камина. Тем не менее про себя я отметил, что комната моя была недурна и с потолка не текло.

За ужином меня представили остальным членам семейства. Милая леди Йованна, супруга Дишенси, выглядела болезненной и огорченной, глаза ее были красны, словно она недавно плакала. Впрочем, она была крайне предупредительна за обедом. Младший сын Дишенси по имени Шеймиус оказался очаровательным молодым человеком лет четырнадцати, он готовился к поступлению в Королевский колледж в Сандерхерсте и заранее старался соблюдать военную выправку. Строгая черноволосая гувернантка привела десятилетнюю девочку, племянницу леди Йованны, сиротку, взятую супругами на воспитание.

За ужином царил Лайон. Он руководил подачей блюд, нахваливал ростбиф и ругал избыток уксуса в салате, поддразнивал Шеймиуса и своего сына. Естественно, он рассказывал домашним о моих былых подвигах, частично почерпнув свои сведения в воспоминаниях, а большей частью — в писанине Уотсона. Леди Йованна при упоминании об убийствах и крови ахала и подносила платок к глазам, но ее свекра это не останавливало. Зато молодежь проявила явный энтузиазм.

Шеймиус изъявил желание поближе познакомиться с дедуктивным методом:

— У нас тут ничего не происходит, но я все-таки обучусь вашему методу, чтобы практиковать его на однокашниках!— заявил он.

Мисс Джейн Морган, воспитательница маленькой Аделаиды, призналась, что читала рассказы доктора Уотсона, печатавшиеся в «Стренде».

— В доме моего отца меня не ограничивали в чтении, — сказала она с неожиданно мягкой улыбкой, но тут же стерла ее с лица и снова сделалась спокойной и строгой.

И все-таки, несмотря на теплый прием, который оказали мне домочадцы лорда Лайона, я не мог не заметить, что над столом, как и над всем Дирресдиром, словно темное грозовое облако, нависает тень чего-то несчастливого. Словно тайная и застарелая рана, которую невозможно вылечить, поэтому все просто договорились не говорить и даже не думать о ней. Конечно, я знал, что у лорда Дишенси и леди Йованны был еще и старший сын, который по возрасту, скорее всего, участвовал в военной кампании. По размышлению я решил, что ощущение горя связано именно с ним. Скорее всего, бедный юноша погиб или пропал на германском фронте, решил я, укладываясь в постель. Возможно, с его гибелью связана какая-нибудь не очень красивая история, которую невозможно рассказать постороннему. Будь мальчик погибшим героем, его портрет непременно висел бы на самом почетном месте в Дирресдире. «Слишком мало данных», — подумал я, задувая свечу.

Под одеялом меня ждала огненная грелка, завернутая в полотенце, так что заснул я почти мгновенно. Снилась мне атака цеппелина на Лондон в 1915 -ом, петушиные крики, маленькие мальчики с выколотыми глазами и прочая ерунда. Согласно новомодным медицинским теориям, наши сны отражают подсознание. Если согласиться с этим, мое подсознание в ту ночь вопило от страха и одиночества. Хотя проснулся я, напротив, в совершенно бодром настроении.

После плотного завтрака с хаггисом и яйцами в рубашке лорд Лайон повел меня в оружейную. Его коллекция действительно внушала почти что священный трепет. Тут были даже ружья русской армии, вывезенные из Крыма. Лайон нежно прикасался к стволам, поглаживал приклады и совершенно очевидно наслаждался куда больше моего.

— А теперь, дорогой друг,— сказал он наконец и торжественно поднял указательный палец вверх, — пришло время для настоящего сокровища! Истинное, подлинное сокровище моей семьи — аркебуза Роберта Брюса!

— Ого! — Я не смог сдержать пораженного возгласа.

— Да, да, мой друг! Эта реликвия, которой наш прославленный король пользовался в битве при Беннекберне, попала в нашу семью через его дочь Мод, которая приходится мне пра-пра-прабабкой.

Лорд Лайон подвел меня к специальному столу, расположенному почти посередине оружейной, на котором стоял прекрасный ящик красного дерева, тончайший резной рисунок на нем изображал цветы чертополоха, переплетенные с национальными знаменами.

Лайон торжественно извлек небольшой латунный ключ из жилетного кармана и отпер замок. Но едва он поднял тяжелую крышку, как отшатнулся, толкнув меня рукой так, что я едва удержался на ногах.

— Он! — закричал лорд Лайон громовым голосом. — Он! Проклятье! Проклятье!

Тут он побагровел и рухнул на пол без чувств.

Я, признаться, мало смыслю в медицине и тут подумал было, что будь со мной... Но по счастью, на крик лорда в комнату прибежали слуги, и бедняге оказали помощь и без моего участия. Я же обратил свой взор на футляр, который, как нетрудно было догадаться, оказался пуст. Бархатная обивка внутри была целехонька. Я провел пальцами по кромке футляра, потом осмотрел ключ, оставшийся в замке. На ушке ключа я увидел монограмму фирмы мистера Баррона.

Пока я осматривал футляр, оружейная опустела. Лорда Лайона отнесли в его спальню, благо она располагалась на этом же этаже замка, и послали за доктором.

В оружейной было два высоких и довольно узких окна, закрытых тяжелыми портьерами, и я как раз осматривал одно из них, когда в комнату вошел лорд Дишенси.

— Прошу у вас прощения, мистер Холмс, что ваше пребывание в нашем доме омрачилось этим происшествием, — сказал он голосом тусклым, как выцветший фотоснимок.

— Надеюсь, с лордом Лайоном все будет в порядке, — ответил я. — Вы уже послали в полицейский участок?

— Нет, мистер Холмс, — ответил Дишенси. Он подошел к столу с футляром, закрыл его, вынул ключ и убрал себе в карман. — Слуги сказали, что отец назвал имя предполагаемого преступника, это так?

— Нет, — ответил я. — Лорд Лайон закричал «он, он», но имени не называл, если только кого-то из домочадцев не зовут «Проклятье».

— Ох, — сказал вдруг Дишенси. Он был бледен как смерть и тяжело оперся на стол руками, словно бы ища опоры. С минуту он, видимо, собирался с духом, чтобы продолжить, но потом взял себя в руки и предложил мне пройти в его кабинет, чтобы там поговорить о произошедшем начистоту.

В кабинете Дишенси налил себе и мне виски, предложил мне кресло и сам сел напротив, а не за стол. Помню, в тот момент мне особенно бросилось в глаза несходство сына с отцом. Нет, внешне они были очень похожи, у Дишенси была такая же пышная рыжеватая шевелюра, что и у Лайона в молодости, те же резкие черты лица, но все-таки он был словно отражение отца в зеркале — полная противоположность даже в сходстве. Он был выше ростом и изящнее сложением, рыжина в волосах мягче, а голубые глаза бледнее. То, что я в первые минуты знакомства принял за высокомерие, на поверку оказалось сдержанностью, которой Лайон, кажется, не обладал вовсе.

— Я буду с вами откровенен, — сказал мне Дишенси, сделав глоток. — Полицию я привлекать не намерен из-за опасений огласки. Да и похититель, по-видимому, нам уже известен.

— Вот как? — спросил я.

— Да, мистер Холмс. Мой отец не назвал имени, но слуги все поняли и передали мне так, как им казалось правильным, потому что хорошо понимают своего господина. Речь идет о моем старшем сыне, Райберште. — Тут Дишенси прервался, чтобы сделать еще один большой глоток виски. — Он паршивая овца, как сказал бы мой отец.

— Он не живет в Дьюри?

— Нет, он живет в коттедже моего арендатора мистера Хоуленда в пяти милях отсюда по дороге на Сандхейвен. Год назад, когда он вернулся из армии, мы встречали его как героя, были полны надежд…

— Но что-то пошло не так?

— Да, мистер Холмс. Рабби вернулся совсем другим. Война надломила его, он стал раздражительным, почти сразу поссорился с дедом… Я должен был быть с ним строже, но ведь он вернулся с фронта, мне казалось, что это временное, что постепенно все уляжется. Однако все становилось только хуже. Он стал совершенно невыносим. Связался с какими-то проходимцами, оскорбил отца. Мы разорвали отношения. Это было нелегкое решение, поверьте мне. Моя жена до сих пор не может прийти в себя…

Лорд Дишенси встал и подошел к окну. От его чопорности не осталось и следа — теперь это был просто убитый горем отец.

— Но почему вы и, по-видимому, лорд Лайон уверены, что это ваш сын украл аркебузу?

Дишенси пожал плечами.

— Он стеснен в средствах. И аркебуза — часть его фамильного наследства…

— Хорошо, лорд Дишенси. — Я тоже допил виски и поднялся. — Полицию вы впутывать не хотите, но я, как давний друг лорда Лайона, не могу остаться в стороне. Даже если мои способности детектива не пригодятся в этом деле, позвольте мне попробовать уладить его на правах старика, повидавшего в жизни многое.

Лорд Дишенси повернулся ко мне.

— Я буду благодарен вам, — сказал он. — Передайте Райбершту, что если он вернет аркебузу, то я назначу ему хорошее содержание с тем условием, что… он навсегда покинет Дирресдир.


Я отказался от предложенной мне коляски и отправился в Сандхейвен пешком, вооружившись лишь своей заслуженной тростью. К полудню свежий ветер совсем разогнал тучи, и я имел возможность насладиться прекрасной прогулкой по солнечному пляжу. Места в тех краях не курортные, не чета меловым скалам и вересковым полям Сассекса, но должен признать, что в этой дикой и пустынной местности есть свое особенное очарование. Пляж в Сандхейвене широкий, покрытый серо-желтым мелким песком. Море не спеша выбрасывает на пологий берег свои дары: плавник, черные клочья водорослей. Пахнет тут солью и рыбой, на воткнутых в песок кольях сушатся рыбачьи сети, а то тут, то там на песке лежат, словно тюлени, отслужившие свое лодки.

Сандхевейн на все побережье славится рыбой и рыбными ярмарками, и летом сюда съезжаются любители рыбной ловли со всей Британии, но ранней весной это пустынное место, маленький городок, в котором все жители знают друг друга по имени. Ферма мистера Хоуленда располагалась чуть в стороне от морского побережья, и я вышел на дорогу, такую же пустынную, как пляж.

В просторном коттедже меня встретила хозяйка, миссис Хоуленд, которая, по местному обыкновению, поначалу отнеслась ко мне не слишком радушно, особенно когда услышала мой лондонский выговор. Но неприветливость шотландцев к чужакам — обратная сторона их доброты и доверчивости, которой многие и многие в течение столетий пользовались во вред этим простым людям. Кроме того, вряд ли вы еще найдете человека, который быстрее меня сумеет расположить к себе женщину. Я похвалил устройство ее кухни и упитанность крутящегося тут же карапуза лет трех и через десять минут уже был усажен за стол, пробовать самодельный сыр и местное пиво.

— Мистер Дьюри-то? — переспросила моя хозяйка, когда я задал ей вопрос о Райберште Дьюри. — Он-то ничего, за постой платит — и ладно.

По тому, как она поджала губы, я понял, что есть что-то еще, чем бы она была не прочь поделиться с любопытным путником.

Помявшись немного, миссис Хоуленд наклонилась к самому моему уху и прошептала, обдавая меня чесночным духом:

— Леди Йованна просила мужа приютить его, а то бы мы нипочем не согласились!

— Вот как? Да что же в молодом человеке такого страшного?

Миссис Хоуленд выпрямилась и посмотрела на меня недоверчиво:

— Чудак он, — наконец сказала она таким тоном, словно назвала Райбершта Дьюри убийцей.

Я вздохнул как можно глубже, стараясь придать себе удрученный вид, и сказал:

— И все-таки мне нужно с ним встретиться. У меня к нему поручение от лорда Дишенси.

— Так проходите прямо к нему, в пристрой за кухней. Там он. Целыми днями сидит один, словно сыч. Только осторожнее, давеча я хотела переменить там постель, так он в меня сапогом запустил.

Такому искреннему предупреждению нельзя было не внять, поэтому я с некоторой опаской подходил к двери в комнаты молодого лорда. Но на мой стук никто не ответил, поэтому мне пришлось входить на свой страх и риск. Сапог в меня не полетел, вместо этого с кровати, скрытой в нише, раздался резкий голос:

— Уходите!

— Я разыскиваю Райбершта Дьюри по поручению его отца, лорда Дишенси Дьюри, — сказал я.

Занавес в нише зашевелился и сдвинулся. На кровати в одних штанах лежал молодой человек лет двадцати пяти. Он был отлично сложен, как и все Дьюри, высок и строен. Светлые волосы, только слегка отливавшие рыжиной, вились мягкими кудрями, правда, сейчас находились в некотором беспорядке.

— Что ему от меня нужно? — спросил молодой человек довольно бесцеремонно. Он поднялся, хмуро посмотрел на меня из-под белесых бровей и натянул на голые плечи халат мышиного цвета, который поднял с пола.

В комнате вообще царил катастрофический беспорядок. Марта пришла бы в ужас. А уж миссис Хадсон, покойницу, и вовсе бы хватил удар, если бы хоть однажды я устроил в квартире на Бейкер-стрит что-то хоть отдаленно похожее. Всюду валялись бумаги, стояли холсты, хаотично размалеванные красками, куски глины, так и не ставшие скульптурами, грязные тряпки, одежда, полные пепельницы и грязные чашки.

Не отвечая грубияну, я сел на единственный свободный стул, положил ногу на ногу и достал трубку.

— Не пытайтесь ввести меня в заблуждение, молодой человек, — сказал я, утрамбовывая табак большим пальцем. — Не притворяйтесь, что вам неизвестно об утреннем происшествии в Дьюри.

Он замер и уставился на меня, не зная, что сказать. Простейшая дедукция обычно производит на людей неизгладимое впечатление. К сожалению, только до того момента, как они получат объяснение.

— Ваша комната похожа на жилье сумасшедшего, — сказал я, пыхая трубкой. — Все горизонтальные поверхности завалены каким-то хламом. Но тот стул, на котором я сижу (кстати, старому человеку вы могли бы сами предложить присесть), не только свободен, но даже и чист. Следовательно, у вас совсем недавно был посетитель, причем не слуга и не посыльный. Вряд ли это был ваш отец — он сам же и послал меня сюда. Кому бы вы, при вашей бесцеремонности, все-таки предложили бы стул? Ответ — женщине. Это была леди Йованна? Она приехала в коляске, поговорила с вами и отправилась в Сандхейвен, поэтому я и не встретил ее на дороге?

Райбершт неожиданно громко рассмеялся, далеко запрокидывая голову и показывая зубы.

— Ха! Да кто вы такой? Откуда вы все это узнали?

— Мое имя Шерлок Холмс, — сказал я с достоинством. — И моя профессия — знать то, чего не знают другие!

— О, ну отлично! — заявил он. — Вы ищейка?

— Частный детектив, молодой человек! Но впрочем, я давно не занимаюсь расследованиями и всего лишь приехал погостить по приглашению вашего деда.

При упоминании Лайона мой собеседник нахмурился, но потом встряхнулся и протянул мне руку:

— Извините меня, мистер Холмс. Будем знакомы, я Райбершт Дьюри, но, ради всего святого, не ломайте язык и зовите меня попросту Рабби.

Я не стал чиниться и пожал ему руку. Однако почти сразу после этого возникшая между нами симпатия снова подверглась суровой проверке. Во-первых, Рабби наотрез отказался признаваться в том, что взял аркебузу. Больше того, когда я высказал такое предположение, он едва не бросился на меня с кулаками.

— Вы что же, думаете, что я человек без совести? Вы меня не знаете — и смеете обвинять в эдакой низости! Да я из этого дома даже гроша ломаного не желаю брать. Ничего! Вы думаете, мне нужны их деньги? Ха! Ни за что!

— Ваш отец, — сказал я, когда смог вставить слово, — назначит вам содержание, если вы вернете семейную реликвию и уедете из этих мест.

При этом известии Рабби резко замолчал, упал на кровать навзничь и уставился в потолок.

С минуту он молчал и только нервно кусал губы, я тоже молчал, предоставив ему время для раздумий. Наконец он произнес тихо, не глядя на меня:

— Найдите эту чертову аркебузу, мистер Холмс. И я уеду, раз они так этого хотят... Но прежде — найдите пропажу и вора.

— Что ж, пожалуй, я мог бы попробовать. Но прежде вы должны пообещать мне, что бросите кокаин.

Он вскочил, но быстро сник и снова опустился на кровать.
— Откуда вы... узнали? — спросил он.

Я тщательно выбирал слова, отвечая на этот вопрос:

— Я старый человек, Рабби. И пережил многое. Я очень хорошо знаю, как ведет себя человек, который использует кокаин. Кроме того, на столе у вас среди всего этого, — я сдвинул в сторону блюдце со спитой чайной заваркой и измазанные в краске и давно засохшие кисти, провел пальцем по скатерти и лизнул его, — сохранились следы порошка.

@темы: БИ-5, G - PG-15, команда "Дротик", Перевод или фик. Драма/ангст

---

Драма/ангст: "Саалаб", Шерлок ВВС, Шерлок Холмс/Джон Уотсон, PG-13, драма

[Команда Рапира]

Название: Саалаб
Автор: Сашка Огеньская
Бета: Анонимные доброжелатели Bosaya maya, Мадоши, Кама Бякова
Версия Шерлок ВВС
Размер: мини, 2619 слов
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс/Джон Уотсон
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Лисы не те, кем кажутся.
Примечание: Саалаб (арабск.) - лис
Дисклеймер: За каноны, оставленные в гардеробе, команда ответственности не несет
Тема задания: Перевод или фик. Драма/ангст
Размещение: Только после деанона



Немного позже.

Пахло почему-то сухой, горькой травой, и секс был такой же — похожий на дождь в выжженной до серости безводной пустыне. Шерлок поднялся, распахнул окно и вздрогнул от холода, скользнувшего по влажным плечам.

— Простынешь, — невнятно пробормотал Джон. — Возвращайся в кровать.

Шерлок вернулся. Провел пальцем по груди любовника.

— Ты совсем не вспотел.

Сухой, горькой травой пахло, оказывается, от Джона.

— Мы не потеем, — хмыкнул тот, совсем уже проваливаясь в сон.

Шерлоку же не спалось. Он тихо поднялся и ушёл на кухню. До рассвета оставался час или около того.



Годом ранее.

Лондон, как и помнилось Джону, оказался промозглым и стылым — то, чего ему так долго не хватало в Афганистане и о чем мечталось душными светлыми ночами. Лондон обещал Джону дожди, туманы, мерзкие пронзительные ветра и даже, быть может, немного снега под Рождество.

Вспомнив о Рождестве, он поморщился, а левая нога отозвалась коротенькой фантомной болью.

Нет, вранье, грязный самообман — на самом деле ничего Лондон Джону не обещал, да и не ждал Джона здесь никто, поэтому делать было совершенно нечего. Правда, причиталась кое-какая пенсия от государства…

Нужно было искать жилье, работу, смысл существования, но ничего этого Джону не хотелось.
Тем не менее, комнату он отыскал. Маленькую и унылую, но тут уже — вопрос цены и платежеспособности.

После чего его самого нашёл Майк Стэмфорд. А Майк — тот еще прилипала и болтун. Короче, Джон попался.

В тот момент, когда его толкнули под локоть и возопили:

— Джон! Джон Уотсон!

И бесповоротно.

Ведь это Майк привел Джона в лабораторию, и в лаборатории Джон увидел человека, лицо которого было слеплено из всяких противоречивых разностей, но запоминалось. Даже врезалось в память. Намертво. Человек Джону подмигнул.


Чуть меньше года назад.

Джон не любил таких людей. Таких, будто они заранее всё знают. К тому же опасных и сильных. Но ослушаться не мог. Он подумал еще: почему бы это? Можно ведь просто развернуться и уйти. Но сел в чёрный, лоснящийся самодовольством автомобиль, который доставил его в здание какого-то заброшенного завода к своему не менее самодовольному владельцу.

— Так-так, — сказал тот. — Доктор Джон Хэмиш Уотсон.

Джон хмуро кивнул, жалея, что пистолет остался в квартире, за шкафом. Не то чтобы Джону хотелось стрелять, но с пистолетом он чувствовал себя несколько уверенней рядом с такими людьми.

— Человек с фальшивой биографией, — неприятно улыбнулся собеседник, покачивая зонтом как маятником. — В ней есть хоть что-то настоящее?

Джон пожал плечами. В конце концов, в любой момент можно уйти. И этот не сумеет остановить. Или сумеет? Беспокойство поднялось выше.

— Я учился в Бартсе.

Человек коротко хохотнул.

— Замечательно. Значит, вы действительно доктор. А имя?

— Имя настоящее.

— Но родились вы в Афганистане.

Ого. Человек обладал широкими возможностями. Джон не понимал, почему всё ещё находится здесь, а не покинул Лондон.

— Мы здесь, чтобы обсудить мою биографию?

— Скорее, чтобы поговорить о Шерлоке Холмсе.

— Вот как.

— И вашем к нему отношении.

— Что-то не очень понимаю пока, какое вам может быть дело до Шерлока Холмса и наших с ним отношений.

— Поймёте, — улыбнулся человек и кивнул ассистентке.

Та подала ему чёрный портфель.

Из портфеля человек достал ржаво-серую тряпицу… шкурку.

— Нет, — пробормотал Джон.

Несколько позже Шерлок спросил, предлагал ли человек деньги. А зачем Джону деньги? Нет, не предлагал. Был более… груб.

Одиннадцать месяцев назад.


Джон постепенно притерпелся к противоречивым разностям лица соседа, к причудам его ума и полярностям настроений.

Джон счёл бы Шерлока Холмса подкидышем, зачарованным эльфийским младенцем, случайно попавшим к людям. Выросшим в настоящего, неэкранного эльфа, некрасивого, но удивительного. Однако подкидышем Шерлок точно не был, а просто таким уродился — изредка случается.

Притом Шерлок знал, что хорош. И что мир Джонов стал вращаться вокруг него, тоже знал.

В конце концов Джон смирился и решил: свято место пусто не бывает, вот и его бесцельное существование сделалось осмысленным путем замещения бесцельности чужой неукротимой энергией.

Впрочем, сейчас Шерлок предавался меланхолии. Обессиленно раскинулся на диване, босой, в линялом халате. Джон просматривал газету. Первая полоса кричала: «Убийство в банке!» Но от детектива Джон уже знал — ничего интересного, поэтому пропустил и читал теперь котировки, не особенно понимая.

— Далось тебе это молоко, Джон! — сказал вдруг Шерлок.

— Ты выращивал в нём Streptococcus lactis. В моём молоке! — возмутился Джон. — Я завтракать собирался!

— Молоко мне нужно было для эксперимента по делу о флейте. А у тебя нездоровая фиксация.

Джон не нашёл достойного ответа.

— И ты не бреешься.

— Что, прости?

Шерлок Холмс рассматривал Джона так, будто видел перед собой особенно занимательный труп. С любовью даже, пожалуй, смотрел.

— Забавно. У тебя есть бритвенный набор, ты поставил его на полочке. Но ты не бреешься.

— Генетический сбой.

Ответ Шерлока, кажется, не удовлетворил. Но ничего лучше Джон не придумал.

Ощутил беспокойство.

К вечеру явился Майкрофт Холмс, тем самым вечер испортив. При виде его у Джона дыбом вставала воображаемая шерсть на загривке. А Майкрофт Холмс всегда кивал ему при встрече так, будто искренне рад видеть и расположен.

Кивнул и в этот раз, бросил на захламленный кухонный стол папку. Сказал:

— Любопытное дельце.

Шерлок изволил сесть. Папку не тронул. Даже не посмотрел в её сторону. Но Джон чувствовал — изголодался по делу. И надеется, что делу — быть.

— Странное и дерзкое похищение, — сообщил старший Холмс. — Украдена рапира, шестнадцатый век, частное собрание. Предполагаемый похититель скрылся.

— Скучно, — сообщил Шерлок.

Майкрофт легко пожал плечами.

— Развлекайся. Вечера, джентльмены.

Полтора года назад.


— Лисы, — стонал Найджел. — Лисы…

От стонов Джон и очнулся. Самого мутило и плясали черные пятна перед глазами. А лисы — были. Сидели кругом и внимательно наблюдали. Незнакомые лисы, Джон их точно никогда прежде не видел.

— Чего вы… — прохрипел.

Была ночь. Странно, потому что за минуту до того солнце жарило как проклятое и яростно пахло чужим потом. А Джон в обнимку с автоматом сидел на неудобной узкой лавке и надеялся, что обойдется. Места неспокойные — так говорили.

Как видно, не обошлось.

Зато теперь небо было пустое и холодное. Кое-где проклевывались звезды. Найджел продолжал стонать. Джон перекатился на живот и увидел кровь. Сперва подумал, что Найджела. Потом понял, что в эту лужу и с него самого натекло. Заскулил. Встал на четвереньки.

Лисы смотрели.

Густо воняло гарью, где-то за спиной, если Джон правильно помнил, должен был валяться теперь искореженный грузовик с… искореженными телами. Невообразимо кружилась голова. Но Найджел был жив, поэтому Джон преодолел рвотный позыв.

— Чёрт…

Левая нога у Найджела держалась на честном слове и одном сухожилии.

— Лисы… — в последний раз прошелестел Найджел.

Джона вырвало. Прямо на тело.

Он отполз и грязными руками зашарил по своей груди, пытаясь понять, куда ранен. Нашёл. Где-то должен был быть медпакет. В рюкзаке, конечно. Где-то должны был быть рюкзак… Лицо стягивала корка из грязи и крови. Нашёл рюкзак. Медпакет не нашёл.

Зато под руку попалась шкурка.

Лисы смотрели.

Может, проще было бы.

Прижал шкурку к груди. Попытался. Не вышло. Не работало.

Лисы смотрели.

Не работало. Не выходило.

— Давай же, давай…

Наконец пришла настоящая боль. Шкурка набухала кровью.

Ничего не получалось.

И не получится, догадался. Теперь не получится.

Застонал.

Небо сделалось гуще и синее. А лисы снимались с мест, молча исчезали в сумерках. Сливались с тенями.

Тогда завыл.

Почти одиннадцать месяцев назад.


Шелуха меланхолии с Шерлока слетела — вместе с халатом и расхлябанными домашними тапками. Теперь он был бодр, энергичен и насмешлив.

— Бежим, Джон! Скорее!

Джон привычно побежал.

Их встретила женщина, иссохшая, как осенний лист, величественная, как королева-мать какой-нибудь из восточноевропейских монархий, и напряженная до хруста. Джон подумал, что лет ей давно за семьдесят, но ещё вполне крепкая, со стержнем, без этой старческой снисходительной рассеянности. Вероятно, миссис Мелисса Сеймур. Вдова, упоминал Шерлок. Кивнула, мимоходом пробормотала нечто приветственное, после чего коротким властным движением руки велела следовать за ней.

— Тут, джентльмены, хранилась рапира. За этим самым стеклом. С системой сигнализации вы, полагаю, уже ознакомлены. Схема вам предоставлялась. И поэтому вы уже знаете, что отключить оповещение мог только хозяин вещи.

— Путем введения последовательности цифр.

— Совершенно верно. Код знал только Майкл. Однако рапира пропала. Одновременно с исчезновением одного из слуг, Джорджа Кросби. Полагаю, вы хотите увидеть комнаты слуг…

Хотели. Шерлок выглядел умеренно скучающим, но, по крайней мере, ничьих секретов пока не озвучивал и семейные тайны не разглашал.

Комнатки же оказались безликие. Шерлок сказал:

— Отвратительно.

Упомянутый Джордж Кросби спал на узкой кровати и в своем распоряжении имел четыре уныло-серые стены, небольшое окошко и невысокий сиротский комод. Если бы Джону пришлось существовать в таких условиях, он в конце концов, возможно, тоже сбежал бы. Быть может, даже и не налегке.

Потом женщина ушла, предоставив Шерлоку возможность осмотреться — сам-то Джон ничего особенного не видел. Чувствовал. Что-то. Но не слишком понимал. А Шерлок вывалил из верхнего ящика комода вещи — футболки и белье. Зачем-то распахнул створки окна и выглянул. Пошарил под кроватью.

Затем уселся на разворошенную постель, сложил привычно руки и задумался. Тогда Джон понял наконец — слабо, едва уловимо пахло кровью.

— Понятно, — сказал наконец Шерлок. — Идём, Джон.

— Что тебе понятно? Шерлок!

Но тот уже прощался с миссис Сеймур. Она выглядела еще более сухой и величественной. И напряженной. Джон пожал плечами. Шерлока прорвёт. Он же как ливень.

Прорвало уже в кэбе, после спешно набранного в телефоне сообщения.

— Джордж Кросби мёртв, Джон. Его убили этой самой рапирой. Убийца — Майкл Сеймур. Он, вероятно, думал, что очень ловко придумал: припрятал где-то тело, объявил в розыск слугу, заявил о пропаже ценного антиквариата... Нанял известного детектива.

— Чёрт.

— Когда человек планирует побег, он забирает с собой ценные вещи. Кросби оставил в своей комнате письма матери. Аккуратно разложенные по датам и стянутые лентой. Очень старомодно, ты не находишь? Он любил мать, Джон. И не оставил бы её письма, если бы планировал кражу и побег.

— Но… мёртв?

— Он не выходил из поместья. Спрятаться в доме или на территории парка надолго вряд ли представляется возможным. А вот спрятать тело — вполне. Я написал Лестрейду. Пусть ищут.

Шерлок не светился довольством и не размахивал руками.

— Но как же мотив?

— Полагаю, какие-то финансовые махинации Сеймура. Мать, вероятно, не в курсе, а вот Кросби откуда-то узнал. Может, заглядывал в хозяйские бумаги. Скучно.

Джон был соседом очень необычного человека. Или даже другом. Гениального человека.

Джон испытывал восхищение и вялый привычный ужас. Так, как если бы приходилось спать на краю Ниагарского водопада. Хотел бы, но не мог, не имел никакой возможности не восхищаться и не ужасаться.

Шесть месяцев назад.


— Эта женщина, — громко сказал Шерлок. Настолько странным голосом, что Джон даже поднял взгляд от газеты.

Сказал и замолк. И лицо у детектива сделалось таким, будто он разом растерял все слова, а такого за ним прежде не водилось. Растерял и теперь тщетно пытается отыскать.

«Эта женщина» действительно была так хороша. Джон видел её… при очень компрометирующих обстоятельствах. Но не в них дело. Она могла закутаться с ног до головы в чёрные тряпки, нацепить никаб, но притом всё равно остаться «этой женщиной». Она переливалась через край себя в неукротимой жажде до жизни. Она, думал Джон, рассматривая её компрометирующую во всех смыслах грудь, подобна Шерлоку. И ему именно это подобие в ней нравится — не грудь и не то, что ниже. Шерлока вообще нельзя смутить наготой, он сам в некотором роде стоит перед всеми обнаженным — в неспособности терпеть умолчания.

— Эта женщина, — с удовольствием повторил за Шерлоком Джон.

Больше Шерлок ничего не сказал.

Уже после Рождества Джону довелось приватно пообщаться с Майкрофтом Холмсом. Тот сообщил, что Ирэн Адлер бесповоротно мертва и больше не пришлёт Шерлоку ни единого смс-сообщения.

В глубине Джон надеялся, что старший Холмс неверно информирован: эта женщина должна была быть неуязвимой и почти бессмертной. И ведь она разгадала Джона, когда сказала, что они с Шерлоком пара — почувствовала ведь связь. Даже если сам Шерлок не чувствовал. Даже если Джон не особенно-то и хотел когда-то этой связи. Даже если для Джона эта связь была важнее жизни, и Шерлок — важнее. Самое лучшее, что случалось с Джоном.

Но Ирэн Адлер никак не могла быть мертва.

Две недели назад.

А вот Джим Мориарти совершенно точно не имел права быть живым, но, упрямый ублюдок, умудрился отравить Джону жизнь и будучи мертвым. Джон стоял, задрав голову вверх, и чувствовал, как затекает шея, плечо дёргает и просыпается яростная боль в совершенно здоровой левой ноге.

В свою очередь, Шерлок Холмс стоял на самом краю крыши Бартса и велел Джону смотреть. Джон видел: серое, готовое прорваться дождём небо и резко вычерченный силуэт.

Со стороны Шерлока это было очень жестоко — заставлять смотреть.

У Джона желудок выворачивало и выкручивало, и давно бы уже вывернуло содержимым на асфальт, но велено было смотреть. Разве он мог ослушаться?

Шерлок сделал шаг.

****
— До меня дошли любопытные слухи, — сказал человек нехорошей внешности, взяв из рук ассистентки рыжую, изрядно затертую шкурку пустынной лисы. — Будто бы существуют люди, способные периодически влезать в настолько мелкие шкурки — вроде этой — что уму непостижимо.

Джон, борясь с тошнотой, тем не менее сказал:

— Вы производите впечатление разумного человека, сэр. Вряд ли вы придаете значение слухам.

****
Летел Шерлок долго. За то время, что он летел, можно было десять раз умереть от страха, но Шерлок не такой человек, чтобы умереть от страха.

Джон почти даже добежал.

И это к его ногам упало изломанное тело. И в него вперился пустой, уже мёртвый взгляд. Крови было не так уж много. Не реки, как тогда, с Найджелом.

В Джоне поднялось такое дикое, безмерно сопротивление произошедшему, что обычный человек не вынес бы. Но Джон — другое дело. Он-то был обязан вынести.

***
— Только тем, в которых есть хоть крупица истины, мистер Уотсон, только таким, — усмехнулся человек. — Но, вижу, что слишком испытываю ваше терпение, доктор. Коротко, очень коротко. Мы оба знаем, что такие люди существуют. Или не совсем люди, а, скорее, духи пустынь. Правильно?

Джона не хватало даже на попытку уйти. Рыжая шкурка мерно покачивалась в руке в такт словам.

— Мне сказали, их называют «эль гюль», демонами. Сами себя они, полагаю, называют иначе. Эти существа, согласно поступившим ко мне сведениям, умеют оборачиваться лисами и редко покидают пределы пустынь. Преимущественно тогда, когда теряют возможность менять облик. Вы поэтому возвратились в Лондон, доктор?

— Я…

— Говорят, они умеют лечить от любых болезней. И очень живучи. Верно?

— Да.

— Тот, у кого в руках шкурка, может приказывать эль гюлю. Отвечайте!

— Да.

— Не очень-то бережно вы обращались с такой ценной вещицей, доктор. Думали, больше она вам не пригодится?

***
Вместо паники пришла решимость.

Джону никогда не приходилось делать таких вещей. Он даже не знал, сумеет ли. Только отступать было некуда. Он поглядел на свои руки — те дрожали. Его и самого било мелкой дрожью. Он коснулся мертвого лица и попросил, чтобы оно стало живым.


****
Джон не думал — знал. Что-то в нём сломалось, испортилось — такое бывает. Иногда саалаб теряют способность меняться. Никто не знает, почему. Не повезло. Лисы отвернулись от него. Это он помнил. Они и прежде не особенно-то его жаловали. Подкидыш, называли. Сын лисы и человека. Для отца, впрочем, он тоже был подкидышем. Ребенком, оставленным на пороге.
Еще помнил, с каким отчаянием сжимал свою ставшую ненужной шкурку в госпитале — никак не мог разжать сведенные судорогой пальцы. И доктора не могли. Говорили: далась же мистеру Уотсону грязная тряпка… А толку?

Кивнул. Она хранилась теперь на самом дне нижнего ящика комода. Но вот — нашли.

Человек довольно улыбнулся.

— Значит, вам шкурка теперь без надобности.

Внутри у Джона выло, и царапалось, и билось.

****

— Ты! — сказал Шерлок. Попытался сесть, но от боли вскрикнул. — Я умер, а ты…
— Я…
Далеко выла сирена. Самоубийство у клиники Святого Варфоломея. Решат, что несостоявшемуся самоубийце крупно повезло.

****

— Мои возможности в некоторых сферах почти безграничны, — сменил вдруг тему человек. — Я мог бы съесть вас с потрохами, превратить вашу жизнь в ад, знаете?

Собственно, человек это и делал сейчас с Джоном. Превращал его жизнь в ад.

— Одного я не могу — защитить Шерлока от всего.

— Да кто вам вообще Шерлок?! — отчаянно выкрикнул Джон.

— Брат. Шерлок мне брат. Повторяю: я могу защитить Шерлока от многого, но не могу от всего. Но, говорят, эль гюль исполняет одно, самое невозможное желание человека, которому посчастливится отыскать его шкурку…

Так худо Джону не было даже в первые дни в госпитале. Тогда колыхался потолок, а теперь вся Джонова жизнь трещала по швам.

— … и сжечь. Верно? Вы будете охранять Шерлока Холмса. Защищать. Любить. Будете ему другом. Или кем-то большим, если он захочет. Вы будете рядом. Всегда.

Шкурка горела легко и ровно.


Сейчас.


— Значит, я умер. А потом воскрес. А ты…

— Я.

— Должно быть, ты меня ненавидишь.

— Люблю. Очень люблю. Больше жизни. Ты не понимаешь. Ничего совершенно не понимаешь. Мы исполняем только одно, но самое искреннее желание. Искренне исполняем, всем существом. Я люблю тебя. По-настоящему.

— Но ты этого не хотел. У тебя не было выбора.

— Не было. Теперь ты понимаешь.

Неловко потянулся и поцеловал Шерлока Холмса.

@темы: БИ-5, G - PG-15, команда "Рапира", Перевод или фик. Драма/ангст

---

Визитка: "Darts", видео, G, драма

[Дротики]

Мы обычные люди. Вы сталкиваетесь с нами ежедневно - в толпе, по дороге на работу, в кафе, в супермаркете, на концерте, в очереди у дантиста. Вы не замечаете нас, как не замечаете гонимый ветром листок бумаги или валяющуюся на земле спичку. Но бумага и спичка, умело сложенные с иглой, превращаются в дротик.

Вы никогда не заметите нас, пока мы не нанесём удар.

Название: Darts
Авторы: видео —  Indrikhole, текст —  Amnezyna, оформление и аватары —  wandarer
Версия "Шерлок" BBC
Тип: клип
Пейринг/Персонажи: Джон Уотсон, Майкрофт Холмс, миссис Хадсон, Джеймс Мориарти
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Исходники: видео: "Шерлок" BBC, "Элементарно"; музыка: Hi-Finesse - Seven
Дисклеймер: Все права кому-то принадлежат. Но нас всё равно не засекут, даже если мы ими воспользуемся.
Тема задания: Визитка.
Размещение: Только после деанона.

------ < = } ------

@темы: БИ-5, G - PG-15, команда "Дротик", Визитка

---

"Опасная бритва": визитка команды

[Cutthroat razor]

Информация — ключ ко всему.
Её можно использовать во благо — для спасения мира, предотвращения преступлений, сдерживания злоумышленников, — и во зло. Шантаж, информационные войны, дезинформация, манипулирование сознанием, обыкновенный обман — в умелых руках эти инструменты превращаются в смертельное оружие, зачастую более опасное, чем ядерная боеголовка. Любая крупица нежелательной информации может перечеркнуть вашу жизнь и лишить всего, чем вы дорожите, — или же заставить идти на любые жертвы ради сохранения тайны.
Как же быть, чтобы обезопасить себя? Ответ прост: сделайте первый ход, завладейте чужой тайной сами.
Но помните: это оружие способно бить в обе стороны.


Название: Информация — ключ ко всему
Автор:  H.G. Wells
Версия "Шерлок" BBC, "Элементарно", "Шерлок Холмс" Гая Ричи
Тип: клип
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс, Ирэн Адлер, Чарльз Огастус Магнуссен, Майкрофт Холмс, Джеймс Мориарти, Себастьян Моран, Мэри Морстен
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Исходники: аудио — The Hit House "Vector", The Imitation Game (2014); видео — Sherlock BBC, Elementary, Sherlock Holmes (2009), Sherlock Holmes: A Game Of Shadows (2011)
Вес, размер: 36.4 Mb
Ссылка на скачивание: yadi.sk/i/qNdB3GzMgoWCE
Дисклеймер: Данная информация принадлежит правообладателям. Но кто сказал, что мы ею не воспользуемся?
Примечание/Предупреждения: К клипу добавлены подключаемые субтитры. Работа выполнена командой "Опасная бритва" для Большой Игры-5.
Тема задания: визитка
Размещение: Только после деанона.

(оформление и аватары —  Yuzik88, вёрстка —  H.G. Wells, текст —  H.G. Wells &  whisky & soda)

@темы: БИ-5, G - PG-15, команда "Опасная бритва", Визитка

---

Визитка: "Трехгрошовая драма", видео, G, драма

[Команда Рапира]

Театр потерял в моем лице ровно столько,
сколько выиграло правосудие.
АКД, "Камень Мазарини"

Вот и публика! Ни с места! Прекрасная встреча, вы как раз вовремя. Мы перенесем вас в мир тайн и иллюзий. Покажем клоунаду. Убийства. Злодеев. Изнывающих от страсти влюбленных. Картины в поэтическом духе. А также дуэли. Насилие. Или и то и другое вместе*
Прогнило что-то в британском королевстве. Наши герои уже не те, и даже у миссис Хадсон не все дома. А те, кто должен там находиться, бьются над вопросом: быть или не быть Большой Игре.
Быть, дорогой зритель. Быть!
Над Лондоном уже поднимается занавес. Актёры ждут вызова на сцену. Разложен по порядку реквизит — пистолеты и шпаги, хлыст и телефон, парики и усы; а декорации не отличить от настоящего города.
Театр, господа, ждёт.
Но, занимая место в зале, зритель, помни: если в первом акте на сцене появится Мэри Морстен, в последнем она обязательно выстрелит.

Автор: клип: So_Changeable; оформление: ISSKRA; текст: Tinuviel-f при участии [L]Сашка Огеньская[/L] и .Вещь не в себе; верстка: .Вещь не в себе
Версия "Шерлок" BBC, "Элементарно", "Шерлок Холмс" Гая Ричи
Тип: клип
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс, Джон Уотсон, Ирен Адлер, Джеймс Мориарти
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Исходники: видео: "Шерлок" BBC, "Элементарно" "Шерлок Холмс" Гая Ричи, спектакль "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", Том Стоппард; музыка: Mark Petrie - Main Menu 4
Вес: 89,3 Мб
Дисклеймер: За каноны, оставленные в гардеробе, команда ответственности не несет
Тема задания: Визитка.
Размещение: Только после деанона.

запись создана: 22.05.2015 в 08:26

@темы: БИ-5, G - PG-15, команда "Рапира", Визитка

---

Правила Большой Игры-5

[Sectumsempra.]

Внимание! В правила, по сравнению с БИ-4, внесены изменения!

1. Общие положения

Конкурс «Большая Игра-5» проводится на дневниках в специально предназначенном для этого сообществе.

Работы выкладываются в сообществе анонимно под командными никами.

До окончания голосования работы, участвующие в Большой Игре, не могут выкладываться нигде, кроме специального сообщества и закрытых дневников команд.

Запрещено также раскрывать авторство работ до окончания голосования! Желательно также не разглашать списков команд до конца игры. Исключение может быть сделано только для капитанов команд.

Команда-победитель определяется читательским голосованием (см. ниже).

2. Условия «Большой Игры-5»

Тема "Большой Игры-5" по Шерлоку Холмсу — "Выбирайте оружие, господа!". У каждого человека есть сильная сторона, которой он пользуется как оружием. Заостренный ум или умение собирать грязные секреты, смелость в жизненных боях или красивая улыбка. Доброе слово против пистолета? Разум против чувств? Решайте, чем воспользоваться! Понятно, что красота не исключает смелости, а мозг — сердца. Но у нас тут дуэль, господа. Команды должны представить только одно конкретное направление. Для иллюстрации разрешается брать любых персонажей в каких угодно воплощениях, и они могут повторяться. Только Майкрофт Холмс из команды "Сила чувств" будет беспокоиться о брате, а тот же Майкрофт Холмс из команды "Сила интеллекта" — разгадывать головоломку или решать государственные вопросы.

Каждая команда выбирает для себя название — в зависимости от того, чем дуэлятнты хотят "вооружить" персонажей.

Всего участвовать в "Большой игре-5" будет пять команд:

1. Команда "Стилет". Сила интеллекта. То, на что всегда полагается Шерлок Холмс. В идеале это оружие доступно всем, но пользоваться им умеют не многие. Как во благо, так и во зло.

2. Команда "Опасная бритва". Информация, как известно, — сила. Кто обладает ей, владеет миром. У Милвертона-Магнуссена получилось не очень хорошо. Возможно, британская разведслужба справится лучше. Или ирландский Наполеон преступного мира. Обратите внимание, господа, что этой силой можно не только пользоваться в корыстных целях, но и противостоять проискам злодеев.

3. Команда "Стрелы". Сила обаяния, шарма поставляется в одном комплекте с Ирэн Адлер, хотя обаятельными и привлекательными персонажами наш канон не обделен.

4. Команда "Рапира". Сила чувств, души прекрасные порывы. Верность Джона Уотсона или любовь (например, к пончикам!) инспектора Лестрейда. Для ужасных порывов эта позиция тоже открыта. Кто сказал, что ненавистью нельзя убить... других или себя?

5. Команда "Дротик". Всегда носим с собой оружие. Убиваем быстро, следов не оставляем. Яркие представители — полковник Моран и его духовое ружьё, Джефферсон Хоуп с ядом. Майкрофт Холмс с зонтом тоже приглашается, почему бы и нет! Кто знает, что он там прячет?


3. Участники и задания

3.1. Запись и формирование команд проводится до 22 марта. В составе команды разрешается участие минимум пяти человек, максимальное количество участников не ограничено. Команды формируются самостоятельно. Каким образом и где они комплектуются — решать самим игрокам.

В комментариях с 21 февраля можно заявить о своем желании играть за одну из пяти перечисленных команд, здесь же участники могут сообщить об уже укомплектованной команде и искать недостающих игроков.

Команды, в которых не наберется достаточное количество участников к 22 марта, будут объединены. Члены команды выбирают капитана, который будет поддерживать связь с организаторами. С вопросами можно обращаться к .Вещь не в себе, Antitheos, Irene-Assole, Sectumsempra. (через u-mail на дневниках).

Команда должна выкладываться под одним из перечисленных выше названий. Концепцию, слоган и командный аватар команда придумывает сама. Также члены команды самостоятельно выбирают капитана, распределяют задания и порядок их выполнения. После окончания набора капитаны должны предоставить организаторам список участников их команды для проведения тотализатора.

3.2. Команды получают следующие задания:

Визитка команды.
Визиткой может быть все, что угодно. Фик, притча, видео, арт или серия артов. Единственное ограничение — запрещается создавать сторонние ресурсы.

Перевод или фик. Драма/ангст.

Перевод или фик. Романс/юмор/флафф

Перевод или фик. Детектив/кейс.

Внимание! По данным квестам команда должна предоставить минимум два фика. Один по современной версии, второй - по викторианской. Это может быть оригинальный фик или перевод. К современным версиям относится сериал ВВС "Шерлок" и сериал "Элементарно". К викторианским — любая экранизация или официально изданный пастиш, время действия в котором относится ко временам правления королевы Виктории и вплоть до начала Первой мировой войны. Исключение составляют работы о последнем периоде в жизни классических Холмса и Уотсона.

Свободное задание (фик или перевод любого жанра, можно кроссовер).

Мета.
Рассуждения, критический анализ, психологическое исследование, сравнительная характеристика – любые размышления о том, что относится к вселенной Шерлока Холмса, к любой из версий.

Клип. Экранизация и жанр — на выбор автора.

Рисунок. Тема — миры Шерлока Холмса.

Коллаж. Тема — миры Шерлока Холмса.

Дуэль (работа на вызов команды-соперника: арт, коллаж, клип, текст любого размера; работа может быть не одна, минимум - один визуал или текст)
После окончания набора команды с помощью оргов придумывают соперникам вызов — слово, которое соответствует названию и концепту своей команды, — и передают по кругу. Например, команда "Винни-Пух" предлагает в качестве вызова команде "Тигра" слово "мёд". Те, в свою очередь, передают вызов "чертополох" команде "Пятачка", и так далее. В последнем квесте команды выкладывают работы на вызов (максимум не ограничен).

Real People Slash запрещен.

3.3. Размеры и правила оформления фиков и переводов.

Минимальный размер произведения (авторский фик/перевод) должен достигать 2000 слов. В задании "Дуэль" минимальный размер не ограничен, драббла будет достаточно. Работы должны быть грамотно оформлены; абзацы отделяются друг от друга одной пустой строкой, при оформлении прямой речи используются длинные тире.

Рейтинг в работах допускается любой. Во всех высокорейтинговых работах герои не должны быть младше 16 лет. Работы могут быть гетные, дженовые или слэшные. Обращаем ваше внимание, что сообщество уже имеет ограничение по возрасту.

Обязательное условие: две работы должны быть рейтингом не ниже R. Выбор работ определяется самим автором/переводчиком.

3.4. На конкурсе допускается выкладывание внеконкурсных и бонусных работ.

Внеконкурсные работы команды не оцениваются, а их размеры, жанры, рейтинги, пейринги могут быть абсолютно любыми. Единственное требование — связь с произведениями Артура Конан Дойля, любыми их экранизациями или официально изданными пастишами. Выкладываться внеконкурсные работы могут в любой день, начиная со дня первой выкладки и заканчивая днем закрытия голосования. Количество внеконкурсных работ не ограничено. В шапке внеконкурсной работы обязательно должна стоять пометка "Вне конкурса".

Бонусные работы оцениваются по той же шкале, что и конкурсные работы команды, и требования к ним такие же, как к конкурсным работам. Например, если в день выкладки текста по какому-либо заданию у команды будет готов не два текста, а три или больше, то команда может выложить один из текстов как конкурсную работу, а остальные — как бонусы, и все эти работы будут оценены читателями. Но помните о том, что мы используем не накопительную систему оценок, а среднее арифметическое, и поэтому оценка за бонусную работу может как поднять средний балл команды, так и понизить его. Количество бонусных работ команды также не ограничено. В шапке бонусной работы обязательно должна стоять пометка "Бонус".

3.5. Каждая команда обязуется выполнить задания, обговоренные в правилах, и выложить произведения в указанный срок в сообществе.

4. Выкладка работ и штрафные санкции

Выкладка работ производится в сообществе игры на дневниках по расписанию, указанному в п. 7. Работы выкладываются под командным ником. До окончания игры запрещается выкладка работ в открытом доступе на любом другом ресурсе (форум, дневники, ЖЖ). В противном случае работа будет удалена и уже выставленные баллы не будут учитываться при подсчете общего результата. Подобные санкции будут также применены при разглашении авторства работы. Также при разглашении авторства с команды в качестве штрафа снимается 2 балла.

Максимальное опоздание с выкладкой — два дня. По истечении этого срока работа приниматься не будет. При выкладке работы с опозданием на один день команда наказывается снятием одного балла, при опоздании на два дня — двумя.

Один раз за Игру каждая команда может взять «Фору по времени». «Фора по времени» — это дополнительные три часа после окончания дня выкладки с 00:00 до 03:00 по Москве.

5. Правила оформления выкладываемых работ

Шапки оформляются по требованиям, указанным в соответствующей теме в сообществе.

6. Оценка работ и определение победителей

Оценки выставляются по единственному критерию — общему впечатлению от концепта и исполнения (см. пояснения ниже). При оценивании требуется использование следующей пятибалльной шкалы:
5 — отлично
4 — хорошо
3 — удовлетворительно
2 — плохо
1 — ужасно

Победители будут определяться путем подсчета среднего арифметического балла. Участники команд также имеют право оценивать и голосовать за другие произведения, за исключением работ собственной команды.

Голосование начинается с первой выкладки (22 мая) и длится до 20 июня включительно.

Внимание!
1. В голосовании могут принимать участие пользователи, зарегистрированные не позднее 21.02.2015.
2. Для участия в голосовании пользователю необходимо иметь дневник и записи в нем.
3. Организаторы оставляют за собой право запросить доступ к закрытому дневнику.
4. За каждую работу с одного логина можно проголосовать один раз.
5. В сообществе включено слежение по айпи, голоса от разных логинов с одного айпи не принимаются. Каждый случай совпадения айпи-адресов будет рассматриваться отдельно.
6. Голоса от сообществ (в том числе сообществ, которые используются, как личный дневник) и общественных логинов не принимаются.
7. Участники не могут голосовать за свою команду.
8. Организаторы оставляют за собой право запросить ссылку на сторонний ресурс, подтверждающий личность голосующего, если ники на дайри и стороннем ресурсе совпадают.

В случае сомнений относительно отдельных юзеров участники и читатели могут обращаться к любому из организаторов.

Внимание! Обязательно к прочтению!
Оценка каждой работы осуществляется по двум позициям: концепт (или выбор перевода) и качество работы. Оценки выставляются через слэш или через дефис (например: 5/4, 5-4).
По окончании игры на основе оценок отдельным пунктом по итогам читательского голосования будут особо выделены лучшие работы не только по квестам, но и по позициям: фик, перевод, арт, коллаж, клип и так далее.

7. Администрация сообщества оставляет за собой право удаления работ, нарушающих правила сообщества или нарушающих правила Большой игры.

8. Сроки проведения и расписание выкладок

Первый день выкладки работ 22 мая 2015.

Расписание выкладок:

22.05.2015: Визитка команды.

24.05.2015: Перевод или фик. Драма/ангст

26.05.2015: Клип. Экранизация и жанр на выбор автора.

28.05.2015: Перевод или фик. Романс/юмор

30.05.2015: Мета

02.06.2015: Перевод или фик. Детектив/кейc

04.06.2015: Рисунок. Тема — миры Шерлока Холмса

06.06.2015: Свободное задание (фик или перевод любого жанра, можно кроссовер)

08.06.2015: Коллаж. Тема — миры Шерлока Холмса

10.06.2015: Дуэль

=========================================

Команда БИ-5 горячо благодарит Sherlock за баннер и оформление сообщества.


Стилет
Опасная бритва (укомплектована, писать на командный умыл)
Стрелы
Рапира (укомплектована, писать на командный умыл)
Дротик (собрались)
Не определился с выбором + + +

запись создана: 16.02.2015 в 21:40

@темы: Организационное, БИ-5

---

[Большая_игра]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Большая_игра]

Дорогие друзья!

Большая Игра не прощается с вами, а говорит вам «здравствуйте»! Добро пожаловать на пятую игру по вселенной Шерлока Холмса.

В этом году вас ждут некоторые изменения. Большая Игра переезжает на дневники, в специально созданное для этого сообщество.

Мы предлагаем вам немного изменённые правила и сроки. Чтобы ознакомиться с ними и с темой игры этого года, кликните по баннеру.

С нетерпением ждём участников, читателей и зрителей.

<a href="http://bolsha.diary.ru/p202718803.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/3/0/9/3309025/82574774.png"></a>

Автор баннера Sherlock

@темы: Организационное, БИ-5

---

[Sectumsempra.]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Оформление шапок

[Sectumsempra.]

Шапка авторского фика

<b>Название:</b> 
<b>Автор:</b> команда "Имярек"
<b>Бета:</b> команда "Имярек"
<b>Версия</b>
<b>Размер:</b> драббл, мини, миди, макси 
<b>Пейринг/Персонажи:</b> (соответственно)
<b>Категория:</b> (джен, гет, слэш, фэмслэш)
<b>Жанр:</b> (драма, юмор, ангст, PWP, флафф, и т.д.)
<b>Рейтинг:</b> G, PG-13, R, NC-17, NC-21 
<b>Краткое содержание:</b>
<b>Дисклеймер:</b>
<b>Примечание/Предупреждения:</b>
<b>Тема задания:</b>
<b>Размещение:</b>

Шапка переводного фика

<b>Название:</b> 
<b>Автор:</b> Mature
<b>Перевод:</b> команда "Имярек"
<b>Бета:</b> команда "Имярек"
<b>Ссылка на оригинал:</b> 
<b>Разрешение на перевод:</b> (отправлено или получено)
<b>Версия:</b>
<b>Размер:</b> драббл, мини, миди, макси
<b>Пейринг/Персонажи:</b> (соответственно) 
<b>Категория:</b> (джен, гет, слэш, фэмслэш)
<b>Жанр:</b> (драма, юмор, ангст, PWP, флафф, и т.д.)
<b>Рейтинг:</b> G, PG-13, R, NC-17, NC-21
<b>Краткое содержание:</b>
<b>Дисклаймер:</b> епископ сказал: "не укради!"
<b>Примечание/Предупреждения:</b>
<b>Тема задания:</b>
<b>Размещение:</b>

Шапка визуала

<b>Автор:</b> команда "Имярек"
<b>Версия</b>
<b>Тип:</b> арт, коллаж или клип 
<b>Пейринг/Персонажи:</b> (соответственно)
<b>Категория:</b> (джен, гет, слэш, фэмслэш)
<b>Жанр:</b> (драма, юмор, ангст, PWP, флафф, и т.д.)
<b>Рейтинг:</b> G, PG-13, R, NC-17, NC-21 
<b>Исходники:</b> если это коллаж или клип
<b>Вес, размер:</b> если это коллаж или клип
<b>Ссылка на скачивание:</b> если это клип (необязательный, но желательный пункт)
<b>Дисклеймер:</b>
<b>Примечание/Предупреждения:</b>
<b>Тема задания:</b>
<b>Размещение:</b>

Шапка меты

<b>Автор:</b> команда "Имярек"
<b>Бета:</b> команда "Имярек"
<b>Версия</b>
<b>Размер:</b> кол-во слов
<b>Жанр:</b> (необязательный пункт)
<b>Персонаж:</b> (необязательный пункт)
<b>Рейтинг:</b> G, PG-13, R, NC-17, NC-21
<b>Аннотация:</b>
<b>Разрешение на перевод:</b> (если мета переводная)
<b>Ссылка на оригинал:</b> (если мета переводная)
<b>Примечание/Предупреждения:</b>
<b>Тема задания:</b> 
<b>Размещение:</b>

В примечании обязательным пунктом является фраза: "Работа выполнена командой "Имярек" для "Большой Игры-5".
Текст убирается под кат или под баннер. Размер баннера не должен превышать 500px в ширину. Большие арты или коллажи следует выкладывать с превью. В этом случае работа должна открываться в полном размере на своей странице, а не на ресурсе, куда она загружена.
Обращаем ваше внимание, что команды, которые предоставляют ссылки на скачивание текстов или клипов, пользуются расположением читателей. Это относится также к субтитрам.
Командам разрешается одаривать своих болельщиков различного рода приятными мелочами (ачивками, излавками и т.п.). Их рекомендуется или включать в визитку, или выкладывать после окончания последнего квеста.

запись создана: 16.02.2015 в 22:32

@темы: Организационное

---

Общие правила сообщества "Большая игра"

[Sectumsempra.]

1. В сообществе действуют общие правила ресурса @Дневники.

2. В сообществе запрещена нецензурная лексика в комментариях, оскорбление участников команд, других читателей и переход на личности в дискуссии. Нарушители будут наказываться баном.

3. В сообществе запрещены анонимные комментарии.

4. Ваши баннеры или кнопки могут быть внесены в профиль сообщества. По поводу размещения баннеров обращайтесь к владельцам в умыл. В сообществе может быть размещена реклама мероприятий, связанных с жизнью ШХ-фандома только с разрешения администрации сообщества.

5. Все свои замечания и предложения по работе сообщества оставляйте только в соответствующей теме.

6. В промежуток между Играми сообщество становится архивом материалов. По окончании каждой игры мы будем размещать тему, где вы сможете высказать свои предложения по поводу темы игры следующего года.

7. Флуд в выкладках не приветствуется.

@темы: Организационное